Алое восстание | страница 75
– Ваша собачья свадьба? Пожалуй, да. Слишком шумно.
Юлиан вскакивает с сиденья:
– Извинись, тварь!
– Отвали, щенок. – Тощий брезгливо отворачивается, потом снова ухмыляется, глядя на белую перчатку в руке Юлиана. – Решил подтереть мне задницу, педик?
– Что? Ах ты… мразь! – Юлиан задыхается от негодования. – Кто тебя воспитывал?
– Твоя мамаша, когда ходила в лес к волкам поразвлечься.
– Мразь! Гадина! – Юлиан швыряет перчатку в лицо обидчику.
Я посмеиваюсь про себя. Бронзовый малыш смахивает повадками на ребятишек из Ликоса, вылитый чертенок Лоран или его приятели из Беты. Юлиан не знает, как себя вести с такими.
– Я вызываю тебя, патриций! – выпаливает он ритуальную формулу.
– Поединок? – фыркает тощий. – Я тебя чем-то задел? Ладно, договорились. После перехода вытру ноги о твою фамильную гордость, педик. – Он громко сморкается в перчатку Юлиана.
– Почему не прямо сейчас, трус? – Юлиан надувается, старательно выпячивая грудь. Так, должно быть, учил его отец. Никто не смеет оскорблять его семью.
Обидчик хохочет:
– Ты совсем идиот? Откуда здесь оружие? Отвали, встретимся после Пробы.
– Какой еще Пробы? – Юлиан наконец задает вопрос, который волнует и меня.
Тощий скалится в самодовольной ухмылке. У него даже зубы какие-то грязные.
– Проба – последний экзамен, кретин! Секретный! Главный секрет по эту сторону юбки Октавии Луны. Щенкам о нем знать не положено.
– А ты-то сам откуда знаешь, бронза? – интересуюсь я.
– Шепнул кое-кто. Да не знаю я толком, громила. Так, слыхал краем уха.
Зовут смуглого охальника Севро, и мне он начинает нравиться.
И все-таки что за таинственная Проба? Вздыхаю, думая о том, как мало, по существу, мне известно. Юлиан, немного успокоившись, заводит разговор с другим пассажиром челнока. Обсуждают результаты экзаменов. Снова поражаюсь, насколько они низкие у большинства. Зачем таких вообще принимают? Даже Севро презрительно фыркает, прислушиваясь к беседе. Сам-то он как сдал?
В долину Маринер мы прибываем ближе к ночи. Кажется, что гигантский светящийся шрам на темной поверхности Марса не имеет границ. В самом центре его вздымается целый лес огненных мечей столичного мегаполиса. На крышах небоскребов ритмично вспыхивает многоцветная реклама ночных клубов. На танцевальных площадках кувыркается в воздухе золотая молодежь, поднимаясь и падая в такт прихоти музыкального гравимикса. Над городскими кварталами блестят прозрачные шумозащитные пузыри. Челнок пронизывает их один за другим, окунаясь по очереди в пестрые миры причудливых звуков.