Прокравшись следом за рабами, наблюдаем, как грязные опустившиеся существа, в которых никак не признаешь надменных ауреев, собирают хворост и ягоды, продираясь сквозь колючий кустарник. Кое у кого из бедолаг не хватает уха. Виксус, вполне оправившийся от моей трепки, если не считать багрового кровоподтека на шее, расхаживает между рабами, погоняя их длинной палкой. Похоже, экзамен на способность объединить расколотое братство я провалил.
Солнечный свет постепенно одолевает стылый утренний сумрак, и аппетиты хозяев замка растут. Из главной башни доносятся дикие вопли, от которых стынет в жилах кровь.
Как-то раз в Ликосе я сидел, еще совсем маленький, у нас на кухне за каменным столом и мать наливала мне суп. Был канун лавров на следующий год после гибели отца. Киран с Лианной сидели рядом, им тогда и десяти не исполнилось. Над столом тускло мигала одинокая лампочка, и у матери были видны одни руки, все остальное тонуло в сумраке. И вдруг где-то вдали раздался похожий вопль, приглушенный лабиринтом тоннелей. До сих пор помню, как бульон задрожал в половнике, который держала мать, как затряслись ее руки. В этих криках даже не боль, а смертный ужас.
* * *
– Что он творит с девчонками! – шипит сквозь зубы Кассий. – Настоящее чудовище!
Я пожимаю плечами:
– Это война, – и сам чувствую фальшь в своих словах.
– Учебная война! – напоминает он. – А если бы он выделывал это с нашими? С Лией… с Куинн? – (Я угрюмо молчу.) – Прикончить гада, отрезать член и запихать в поганую пасть!
Я знаю, что он думает и о брате. Тяну его за руку прочь от замка, все равно ворота заперты и сделать мы ничего не можем. Болезненно ощущаю свою беспомощность, почти как в Ликосе, когда Страшила Дэн схватил Эо. Только теперь Дэрроу уже не тот, думаю я, сжимая кулаки.
Подходя к нашему каменному убежищу, видим над головой мерцание золотых гравиботов Фичнера. Жуя, по обыкновению, резинку, он с удивлением замечает наши злобные взгляды и спрашивает с иронией, приложив руку к сердцу:
– Чем я заслужил такую неприязнь, о мои юные друзья?
– Он обращается с девушками как с животными! – выпаливает Кассий. Лицо его раскраснелось, жилы на шее вздулись от гнева. – Их надо уважать, это не розовые какие-нибудь!
– Если с ними обращаются как с розовыми, – спокойно парирует куратор, – значит в этом уютном маленьком мире они не заслуживают большего.
– Ты шутишь? – недоумевает Кассий. – Золотые не могут быть розовыми, а Титус – сам животное!
