Лед и пламень | страница 2

От обильной свежей пищи и теплого солнца у Гератон закружилась голова. Ей захотелось побаловаться. Еда в нее больше не влезет, но жажда жизни требовала чего-то еще.

Гератон погрузилась в свои мысли, и ее желтые глаза побелели. Перед ними вспыхнули белые точки: каждая олицетворяла человека, и Гератон знала их, как пастух знает своих овец.

Гератон выбрала спящего – так проще пробраться в его сознание. Это была женщина, пожилая по человеческим меркам, и жила она далеко – в Нило. Словно песок, заполняющий сосуд, Гератон мысленно проскользнула в сознание женщины. Заставила ее подняться с постели, выйти из маленького домика и оглядеться. Ночь в Нило была теплая и светлая, воздух благоухал жасмином. Гератон почти слышала, как шелестит сухая трава под босыми ногами у женщины: она ступала по земле, не остывшей после дневной жары.

Глазами женщины Гератон увидела впереди утес и направила к нему свою жертву: быстрее, быстрее, а теперь беги! Женщина вздрогнула, словно пытаясь пробудиться.

Гератон радостно зашипела. Жизнь – это движение. Она подвела женщину к самому краю и бросилась с ней вниз, но за миг до того, как та рухнула на дно ущелья, покинула ее сознание.

Пожалуй, это напрасная жертва, ведь у Гератон другие планы на будущее. Тем не менее нужно сперва собрать все талисманы, а между делом Великому Зверю можно и поиграть.

Высунув язык, она попробовала ветер на вкус. Улыбка не сходила с ее чешуйчатого рта.

Южный ветер дул Мейлин в спину, словно подгоняя вперед. Но понуждать ее было ни к чему. С недавних пор в ней полыхало пламя и не давало останавливаться. Другие порой жаловались, что их путешествию нет конца и края, что через Цонг, а теперь и через Северную Эвру они идут слишком быстро, но Мейлин считала, что они ползут, как черепахи.

Солнце вспыхнуло на глади реки у дороги, Мейлин зажмурилась. И как обычно, стоило ей только сомкнуть веки, перед глазами возникли все те же образы: огромный крокодил – отверстая пасть, глаза черней ночи. И ее недвижный отец. Он умер.

Мейлин распахнула глаза и ударила пятками лошадь, пуская ее рысью.

Ветер переменился. Теперь он дул ей в лицо с северо-запада. Она потерла озябшие руки, пытаясь согреться.

– Еще похолодает, – заметил Роллан, поравнявшись с ней. – Так холодно будет, что нос в ледышку превратится, и ноги отморозим.

– Да уж, – сказала Мейлин.

– Видал я однажды, как один беспризорник, мерзавец тот еще, подговорил богатенького мальчонку лютой зимой лизнуть фонарный столб. Железный. У бедняги язык прям намертво прилип к железяке, а этот гаденыш снял с него пальто с башмаками и был таков.