— Представь, Шура, ведь я вспомнила. Я нарисовала лицо по картинке какой-то английской иллюстрации; я даже вспомнила, как я брала эту иллюстрацию в библиотеке, — отвечала я совершенно серьезно.
— Да?.. А как же ты показывала его Косте… несколько раз?
— Да мало ли похожих друг на друга людей! Он, наверно, преследовал разных лиц по моему указанию. Ты же сама знаешь, что мне «он» чудился даже там, где никого не было.
— Ах, как хорошо, — захлопала она в ладоши. — Как я рада, что ты поправилась!
И она защебетала о своей любви к какому-то студенту, и я поняла, что возложенная вами на нее миссия окончена.
Я радовалась ее веселости, но мне она была немного жалка. Стоило отдавать свою любовь какому-то мальчишке. Я понимала теперь, почему я никогда не влюблялась, никогда ни один мужчина не казался мне достойным любви.
Я ждала «его»!
Любить «просто мужчину», хотя бы гения или монарха. Какая это мелочь перед «ним»!
А вы, доктор, в это время все более и более увлеклись мною и даже просили моей руки у мамы.
У вас явилась потребность проводить все свободное время со мною.
Вы стали нервны — то очень веселы, то мрачны. А я? Я играла «пустяком, капелькой силы», данной мне для развлечения.
Я помню, что «настоящая наука» должна быть обставлена глубокой тайной!
Как трудно удержаться от желания пробовать свою силу!
Я уверена, что если бы самому серьезному человеку дали бы эту силу, в первую минуту он обязательно стал бы пробовать ее на пустяках.
Как верно это схвачено Уэллсом в одном из его рассказов.
В рассказе Уэллса один «простой» человек получил дар делать чудеса, и какая глупая путаница получается.
Уверяю вас, когда мне дана была ничтожная доля этой науки, на какие глупости я ее употребила! Заставила вертеться стулья в моей комнате, привела в отчаяние сиделку, заставляя скатываться простыни на кровати, которую она стелила, стучала в углах комнаты, но, когда кувшин с треском перескочил с умывальника на стол, я бросила эту игру, потому что сиделка чересчур перепугалась.
Когда она ушла, меня опять неудержимо потянуло испытать новую силу. Я заставляла подниматься на воздух разные мелкие предметы, поиграла на мандолине, не дотрагиваясь до нее, и, когда вы пришли, влюбила вас в себя, доктор.
Как видите, я была не умнее героя Уэллсова рассказа.
Нет, «эту науку» нельзя давать всем! Что бы за путаница вышла!
В эту ночь мне было стыдно взглянуть на «него».
Когда я вошла, он покачал головой.
Я стала раскаиваться, а он сказал мне:
