— Денег надо на трудодень побольше.
— Это надо.
«Он и о хлебе нарочно, — упрямо подумала Женя, идя следом за Ключаревым, — чтобы только свою заботу показать».
Они вошли в правление колхоза. Два дюжих мужика сидели у дощатого стола возле затворенных окон и под отчаянный мушиный звон сражались в шашки. Вместо фигур на доске лежали зубчатые металлические крышечки от пивных бутылок.
Ключарев поздоровался буднично, без наигранной начальственной бодрости, оглянулся, сморщившись, ногой отшвырнул окурки.
— Нет Блищука?
— Нет, товарищ секретарь.
— А вы играете?
— Играем.
— Дежурите?
— Дежурим.
— Стережете дом? Убежать может? Давайте и я с вами сыграю, раз нет у нас в такую горячую пору другого занятия, — помолчав, предложил он.
Игроки нерешительно вздохнули и расставили пивные жестянки.
— Значит, сколько выпил председатель, столько и фигур?
— Да не… — виновато возразили игроки. — Здесь больше от ситра!
— Играли серьезно, страстно. Женя присела в сторонке на скамью и тоже невольно следила, вдумываясь в каждый ход…
Первую партию Ключарев проиграл. И хотя Блищук уже пришел и стоял тут же, у доски, подбадривая игроков, он вновь расставил шашки и вторую партию свел вничью. Ободренный миролюбивым настроением секретаря, Блищук предложил ему весело:
— Что с Максимом? Со мной сыграйте…
Но Ключарев уже встал и прошел в соседнюю комнату — кабинет председателя, где на бревенчатых стенах, кроме похвальных грамот под стеклом и в рамочках, висело несколько пышных снопов льна. Бубенчики головок чутко вздрагивали от тяжести шагов.
— Ну вот, Блищук, хочу знать, долго ты еще с нами будешь в прятки играть? — негромко сказал вдруг Ключарев. — Половину хозяйства разорять, а из другой рекорды выколачивать? — И, не дав ничего возразить, спросил: — Сколько в этом году дашь на трудодень деньгами?
— Думаю…
Блищук осторожно повел глазами в сторону Жени: мол, неизвестно мне, кто такая.
Женя безразлично отвернулась к окну и принялась разглядывать колодец с длинным журавлем, пепельное небо…
— В Братичах всего двести восемьдесят хозяйств, доход получили восемьсот сорок тысяч, миллионерами не стали, а на трудодень колхозникам дали больше.
— Так мы ж еще зерном…
— Когда было последнее общее собрание?
— В мае. В середине.
— Итоги за полугодие обсуждали с колхозниками?
— Нет… ревизионная комиссия…
— Скот продавали?
— Да…
— А с общим собранием не согласовали?
— Так это самое легкое дело, — оживился Блищук. Стремительные вопросы Ключарева, жесткий тон, видимо, сбивали его с толку. Ему хотелось отдышаться, обрести привычное спокойствие. — Самое легкое дело, — повторяет он. — Собрание против не пойдет. Если я скажу: продадим тысячу голов, — все крикнут «добре!»
