В те времена | страница 7
Будто день всего прошел от Сотворенья
И Господь не одичал от горьких истин.
Желтый глаз луны в реке мигает сонно,
Желтизной горят черемухи манжеты,
Будто плод запретный все еще не сорван
Не записаны библейские сюжеты…
И такая тишина в саду латунном,
Будто нет еще ни рая, ни чистилищ,
Будто мы еще заносчивы и юны
И как следует любить не научились.
Песенка уличного фонаря
Вот и снова коричневый пёс
С грустным взглядом ковёрного клоуна
Свою лапу занёс,
На хозяйский косясь поводок.
Гирька серого утра,
В медь трамвайного уха закована,
Тянет ходики дня,
На которых грустит холодок.
Не приходит фонарщик давно,
Чёрный шарф и цилиндр его вылиняли,
Семь надежд, постарев,
Словно галки, кричат на дворе.
Длинный дом замычал,
И из входа, как капли из вымени,
Потекли чьи-то лица,
Не видящие фонарей.
Мне бы в полдень на солнце повыть,
Ошалев от тоски, рваться с привязи,
И валяться в пыли,
И жестянку зубами скрести…
И фонарщика звать,
Шерсть плешивую в горечи вывозив,
Чтоб он тёплой рукой
Вдруг погладил меня по шерсти.
Но густая спускается ночь
По ступенькам насупленной лестницы,
И проснувшиеся фонари,
Улюлюкая, гонят тихонь.
И толпятся вокруг мои улицы,
Словно наперсницы,
Будто это для них
Я похитил сегодня огонь.
Эта слава ночная моя
Будет длиться недолго и трепетно —
До полоски зари
И до первых трамвайных звонков
И тогда только псы,
Ошалев от хозяйского лепета,
Будут сладкие слюни
Ронять со своих языков.
Экскурсовод
Экскурсовод был говорлив.
Он бредил белыми ночами.
Но, высшим долгом опечален,
Твердил про озеро Разлив
Нева в течении своём
По-прежнему была державна,
Быки мостов срезая плавно
Тяжёлым серым остриём.
А я смотрел, как Всадник Медный
Уже который век, помедлив,
Вздымает лошадь на дыбы
В зените царственной судьбы.
Только лошадь и змея —
Вот и вся его семья…
Он очи грозные ярил,
Полкам даруя смерть и славу!
И мчался там, у стен Полтавы,
Не царь — архангел Гавриил!
Дождь скулы лошадей хлестал…
И опечаленный Мазепа
К усищам гетманским нелепо
Марии прижимал уста…
На сером камне Всадник Медный
Остановил свой бег победный,
Усища медные вонзив
В свинцовость петербургских зим.
Только лошадь и змея —
Вот и вся его семья…
…Наш гид из ворота плаща
Читал стихи — их знает всякий…
А мы глядели на Исакий,
Провинциально трепеща.
Меня в гостинице ждала
Одна изящная брюнетка,
Которую прозвал я метко:
«Адмиралтейская игла»…
И мы ушли… А Медный Всадник
Не смог покинуть бедный садик,
Где уготовано ему
Царить извечно одному…
Только лошадь и змея —
Вот и вся его семья…
1985 г.
С каждым вдохом