А. Ф. Кони
Психология и свидетельские показания
(Практические заметки)
Свидетельское показание, даже данное в условиях, направленных к обеспечению его достоверности, нередко оказывается недостоверным, Самое добросовестное показание, данное с искренним желанием рассказать одну правду, – и притом всю правду – основывается на усилии памяти, передающей то, на что, в свое время, свидетель обратил внимание. Но внимание есть орудие для восприятия весьма несовершенное, память же с течением времени искажает запечатленные вниманием образы и дает им иногда совершенно выцвесть. Внимание обращается не на все то, что следовало бы впоследствии помнить свидетелю, и то, на что было обращено неполное и недостаточное внимание, по большей части слабо удерживается памятью. Эта своего рода «усушка и утечка» памяти вызывает ее на бессознательное восстановление образующихся пробелов, и мало-помалу в передачу виденного и слышанного прокрадываются вымысел и самообман. Таким образом, внутри почти каждого свидетельского показания есть своего рода язва, отравляющая понемногу весь организм показания, не только против воли, но и без сознания самого свидетеля.
Можно ли считать доказанным такое обстоятельство, повествование о котором испорчено и в источнике (внимание) и в дальнейшем своем движе– нии (память)? Согласно ли, например, с правосудием принимать такое показание, полагаясь только на внешние процессуальные гарантии и на добрые намерения свидетеля послужить выяснению истины? Не следует ли подвергнуть тщательной поверке и степень развития внимания свидетеля и выносливость его памяти? И лишь выяснив, с какими вниманием и памятью мы имеем дело, вдуматься в сущность и в подробность даваемого этим свидетелем показания и справедливо оценить его.
Таковы вопросы, лежащие в основании предлагаемой в последнее время представителями экспериментальной психологии переоценки стоимости свидетельских показаний.
Экспериментальная психология – наука новая и в высшей степени интересная. Если и считать ее отдаленным началом берлинскую речь Гербарта «о возможности и необходимости применения в психологии математики», произнесенную в 1822 году, то, во всяком случае, серьезного и дружного развития она достигла лишь в последней четверти прошлого столетия. Молодости свойственна уверенность в своих силах и нередко непосильная широта задач. От этих же свойств не свободна и экспериментальная психология, считающая, что труднейшие из вопросов права, науки о воспитании и учения о душевных болезнях, не говоря уже о психологии в самом широком смысле слова, могут быть разрешены при помощи указываемых ею приемов и способов. Но «старость ходит осторожно и подозрительно глядит». Эта старость, т. е. вековое изучение явлений жизни в связи с задачами философского мышления, не спешит присоединиться к победным кликам новой науки. Она сомневается в том, что сложные процессы душевной жизни могут быть выяснены опытами в физиологических лабораториях и что уже настало время для вывода на прочных основаниях общих научных законов даже для простейших явлений этой жизни. Тем не менее нужно быть благодарным представителям экспериментальной психологии за поднятый ими вопрос о новой оценке свидетельских показаний. На необходимость ее указывают труды и опыты профессоров: Листа, Штерна («Zur Psychologie der Aussage»), Врешнера (тоже) и доклад на гиссенском конгрессе экспериментальной психологии г-жи Борст («О вычислении ошибок в психологии показаний»).
