— Верно, верно, — развеселились собравшиеся.
Резник вынул цветной носовой платок с пятнами от табака, один конец дал Бореху, а другой Сорке и крикнул:
— Жених и невеста, подтвердим договор!
— Мазл тов, мазл тов, жених и невеста, мазл тов! — И тарелки полетели на пол.
Борех смущенно дотронулся пальцем до Сорки, чтобы та взглянула на него, кивнул и поздравил ее. Сорка покатилась со смеху, устыдилась, обняла стоявшую рядом Брайну и расплакалась.
— Ой, ей есть от чего плакать, — подхватила Брайна. — Если бы твоей маме довелось дожить… Такая молодая, ой-ой-ой!
Гитл обняла Сорку, поцеловала и надела на нее большую золотую цепочку.
— Вот, доченька, плата за подпись!
Сорка поцеловала Гитл в руку, потом бросилась ей на шею, и женщины вышли в другую комнату.
— Ну, господа, что мы сидим? — сказал юноша. — Мы сами себя обслужим. Давай, Шмуэл-Довид, ведь ты как-никак здесь главный!
Шмуэл-Довид вместе с юношей принесли крупник и разлили его по тарелкам. Гости, обжигаясь, с удовольствием принялись за еду.
— Да, — закряхтел, словно от боли, пожилой хасид, — тноим? Я-то знаю. Хасиды непритязательны!
— Слова, рукопожатия достаточно!
— Нет, — Шмуэл-Довид отер двумя пальцами усы от крупника, — у меня тоже были тноим! И мой отец, да упокоится с миром, был преданным коцким хасидом! Я помню всякое, помню как сегодня: когда святой Лейбуш заводил хоровод, так весь дом ходил ходуном! А как он хлопал в ладоши! Тебя так и тянуло в пляс, на месте не усидишь! Какой азарт, какой запал, теперь не сыщешь! А как он кричал, голосил до самых небес, аж страх забирал! И как вы думаете, что он пел? А ничего!
Реб Менделе, реб Менделе, реб Мен-деле!
Ой, реб Мен-деле, реб Мен-деле, реб Мен-деле!
— У всех коцких особые ухватки, — отозвался торговец мукой Залмен, человек с набитым ртом, который разговаривал так, будто все время что-то жевал. — А сам реб Менделе, да будет благословенна его память! Его напевы! Его походка! Кто сейчас может оценить это? Когда он выкрикивал свои назидания, как рассказывают, все хасиды разбегались по лесу!
— Реб Авремл Чехоновер, да будет благословенна его память, не очень-то ценил его, — бросил кто-то.
— Что мы знаем? — встрял Шмуэл-Довид. — Ценил, не ценил, кто способен понять их отношения? Так рассказывают, да. Реб Янкеле из Варки[23] однажды пришел с миньяном хасидов за Чехоновером, он приглашал гостей к отцу, в его честь. За ужином ребе, благословенна его память, произнес: «Янкеле, скажи что-нибудь». — «Папа, — начал Янкеле, — на субботу Песни
