Разрушенные | страница 30
Я освободила руку, готовая ударить его и бежать, но остановилась.
Он заставлял меня чувствовать себя живой.
Он заставлял меня чувствовать себя женщиной, а не матерью или подругой, или неудачницей.
Он заставлял меня чувствовать себя сильной и покорной одновременно.
Я чувствовала себя так, как будто прожила свою жизнь в тумане. Совершая монотонные действия день за днем, всегда ставя чужие потребности выше своих. Впервые, мои собственные потребности проявились очень сильно, и меня охватило осознание, связь, слепое увлечение незнакомцем.
Но затем обязательства оттеснили мимолетное увлечение.
Клара.
Нужда.
Гибель.
«Как ты можешь позволить себе быть использованной им, когда ты даже не должна быть здесь?»
Я больше его не ненавидела. Я ненавидела себя, за то, что была такой слабой, на краткое мгновение он заставил меня забыть главное.
Застыв, игнорируя потребность в нем, я взглянула ему прямо в глаза:
— Ошибаешься. Тебя не влечет ко мне. Мы никогда не встречались раньше, и сейчас я ухожу, поэтому больше и не встретимся никогда. Отпусти меня.
Он посмотрел на мои губы, и в выражении его лица появилась жестокость, сменяя интерес, который я видела до этого.
— Я никогда не ошибаюсь, — он разжал свою руку. В том месте, где он схватил меня, я почувствовала покалывание.
— И я никогда не принимаю решение, пока не разберусь в том, чего не понимаю.
Мое сердце стучало, пропуская глухие удары. Он такой же. У него такая же потребность понимать. Разобраться в неизвестном, перед тем, как оно сможет причинить ему боль.
— Уходи, прежде чем я пожалею, что позволил тебе остаться, — пробормотал он. С опущенными руками, сжатыми в кулаки, он посмотрел поверх моего плеча, как будто ища способ сбежать. Бегство было его доминирующей частью, это было легче, чем что-то признать. Я разглядывала его, пока он смотрел в сторону.
То, что я видела, мне не нравилось. В нем было что-то тяжелое, давящее на него до такой степени, что он дрожал, больше, чем от простого гнева. Он использовал шрам, как средство устрашения, но за всем этим было что-то еще. Что-то темнее шрама, что-то... печальное.
Мое сердце пропустило удар, сочувствуя ему.
«Ох, нет, ты не можешь».
Стиснув зубы, я закрыла глаза и изгнала из себя весь интерес и сочувствие, появившиеся к нему. Я не могла себе позволить страдать таким идиотизмом. Я искала причины его отстраненности, видя в его шраме тяжелое наказание. Невозможно собрать воедино потребность помогать, защищать и слушать.