После этого я долгое время лежала в постели, глядя в потолок и пытаясь понять, что только что случилось, и чего хотел от меня Блейн. Мог ли он ожидать, что я останусь жить у него? Это была бы просто не я.
Через некоторое время послышался звук фортепиано, доносившийся с первого этажа, и я удивлённо взглянула на часы. Уже был час ночи. Накинув белый халат поверх тонкой ночной, я спустилась босиком вниз и последовала на звук пианино в гостиную. Повсюду царил полумрак, подсвеченный мягким светом бра.
За фортепиано спиной ко мне сидел Блейн, и его руки стремительно двигались по клавиатуре. Музыка кружилась по комнате, словно она была живым существом, и я слушала с молчаливым благоговением, понимая, что это были те редкие моменты, когда Блейн позволял своему самоконтролю смениться на страсть.
Я не знала, как много времени прошло, прежде чем он внезапно остановился и, развернувшись, посмотрел на меня. Я бессознательно приблизилась к нему, полностью поглощённая музыкой, и теперь стояла всего лишь в нескольких шагах от него.
Его светлые волосы были взъерошены, рубашка расстёгнута на пару верхних пуговиц, а рукава небрежно подкатаны. Блейн всегда был одет безупречно: каждый сантиметр в нём кричал о том, что он — «влиятельный юрист», и увидеть его растрёпанным, без налёта привычного амплуа было крайне редкой возможностью.
Переполняющее гостиную молчание и взгляд Блейна, который, казалось, укорял меня в том, что я вторглась в нечто личное, заставили меня отступить.
— Извини, — негромко произнесла я. — Я услышала музыку…
— Всё в порядке, — голос Блейна был мягким и сиплым. — Я не хотел тебя разбудить.
Так как он не казался рассерженным, я приостановилась. Мне было любопытно.
— А что ты играл?
— Это Рахманинов.
Я кивнула, словно что-то поняла. В действительности, если бы меня спросили, я бы даже не смогла повторить то имя, которое он только что мне назвал.
— Очень красивая музыка, — искренне произнесла я. — Но… почему ты играешь посреди ночи? Что-то случилось?
Несколько секунд он не отвечал, и я затаила дыхание. Наконец, он отвёл глаза в сторону.
— Всё хорошо, Кэт. Давай я помогу тебе подняться наверх.
Я выдохнула, чувствуя досаду, и мои губы поджались, чтобы не сказать чего-то такого, о чём потом буду жалеть. Казалось, всё повторялось заново. Как только я думала, что Блейн мог передо мной открыться, по-настоящему открыться, он меня отталкивал.
На следующее утро Блейн отвёз меня домой.
После всего, что между нами случилось, он держался крайне отстранённо. Я знала, что Блейн многим ради меня рисковал, но я до сих пор не понимала, делал ли он это, потому что я была ему небезразлична, или потому что Блейн просто оставался самим собой.
