– Да я этого ублюдка всего раз по башке и хлопнул, – проворчал еще один голос, по которому Муза узнал своего главного преследователя. – Ничего, будет как новенький, когда очухается.
– Вон, зашевелился… Очнулся, кажется.
По полу зашаркали подошвы, и чьи-то руки, ухватив верх туники, крепко встряхнули Музу.
– Эй, ты! Хватит спать, открывай глаза. Есть разговор.
Муза решил не откликаться и притворился бездыханным. Но не тут-то было: человек снова его встряхнул, а затем отвесил смачную оплеуху.
Муза моргнул и слегка прищурился. Видно было, как склонившийся сверху довольно кивнул.
– Ну вот, ничего с ним не сделалось.
– Тогда не будем больше терять времени. Ступай за Анком.
– Уже иду.
Человек скрылся из виду, и Муза услышал, что открылась дверь и сандалии застучали куда-то наверх. Он повернул голову и впервые как следует оглядел все помещение – с низким сводом, и судя по сырости, нехватке света и тишине, явно подземное. К потолку были прикреплены два масляных светильника, тускло освещавшие пространство. Из мебели, помимо стола, была всего лишь одна скамья с набором каких-то инструментов, поблескивающих в слабом свете. Возле стола Муза заметил человека, наполовину скрытого затенением алькова, в чистой белой тунике и сафьяновых сапожках до середины голени. Какое-то время он стоял молча, а затем заговорил суховатым голосом, настолько тихим, что Муза с трудом мог его расслышать:
– Чтобы ты не питал глупых надежд, скажу сразу: твои крики и вопли не будут слышны никому за пределами этой комнаты. Мы в подвале надежного дома.
По хребту Музы пополз тревожный холодок. Была лишь одна причина, по которой они выбрали такое угрюмое место. Он снова взглянул на скамью и понял, для чего предназначались инструменты.
– Вот и славно, – перехватил его взгляд незнакомец. – Ты понимаешь, что тебя ждет. Не хочу уязвлять твою бесспорную сообразительность словами о том, что рано или поздно ты выложишь нам все. Если твой хозяин натаскивал тебя столь же усердно, как я натаскиваю своих, то с тобой придется повозиться. Но предупреждаю: Анку в ремесле дознания нет равных. При наличии времени у него заговорил бы и камень. А ты, Муза, отнюдь не камень, а всего лишь мешок плоти, крови и костей. Слабачок. Как и у всех, у тебя есть уязвимые места, и в конечном счете Анк выявит их так же неизбежно, как день сменяет ночь. Ты расскажешь нам все, что мы хотим знать. Вопрос лишь в том, сколько ты по своему глупому упорству продержишься. Но на выяснение этого у нас есть уйма времени… Впрочем, можно поступить и по-другому: ты развязываешь язык прямо сейчас и избавляешь всех нас от этих малоприятных процедур.
