— Я требую ясности и немедленно! — едва не перешел он на крик.
— Нечего орать, — оборвал его Андреа.
— Я требую ясности и немедленно, — повторил Рейнольдс. И хотя он снизил голос почти до шепота, говорил настойчиво и требовательно.
— Вам скажут в нужный момент. — Как всегда, голос Мэллори звучал спокойно и бесстрастно. — Но не раньше. Не знаешь — не проговоришься.
Рейнольдс сжал кулаки и выступил вперед. - Вы что, черт побери, намекаете на…
— Ни на что я не намекаю, — сдержанно ответил Мэллори. — Я был прав, сержант, там, в Термоли. Вы не лучше тикающей бомбы с часовым механизмом.
— Возможно — Рейнольдс вышел из себя. — Но, по крайней мере, в бомбе есть нечто честное.
— Повторите-ка ваши последние слова, — тихо проговорил Андреа.
— Что?
— Повторите.
— Послушайте, Андреа…
— Полковник Ставрос, сынок.
— Сэр.
— Повторите, и я гарантирую вам минимум пять лет за неподчинение приказу в боевых условиях.
— Есть, сэр. — Рейнольдс сделал над собой усилие, не прошедшее незамеченным, чтобы взять себя в руки. — Но почему он ничего не говорит нам о своих планах на сегодняшний день, и в то же время сообщает, что вечером мы выберемся отсюда с плато Ивеничи?
— Потому что нашим планам могут помешать немцы, — терпеливо произнес Андреа. — Если они докопаются. Если хотя бы один из нас проговорится под пытками. Но Ивеничи им не по зубам — там территория партизан.
Миллер из миротворческих побуждений переменил тему. — Говоришь, на высоте семи тысяч футов? — обратился он к Мэллори. — Там, должно быть, снегу по пояс. Каким образом можно расчистить всю эту массу?
— Не знаю, — неопределенно ответил Мэллори. — Полагаю, кто-нибудь что-нибудь да придумает.
И действительно, на высоте семи тысяч футов на плато Ивеничи выход был найден.
Плато Ивеничи — белая иеобитаемая пустыня, насквозь продуваемая ветрами, где большую часть года царит холод и свирепствует ветер и где враждебно настроенная природа обращает свой гнев против присутствия человека. На западе плато граничило с высокой футов в пятьсот, скалой, местами совершенно отвесной, местами покрытой трещинами и изломами. То тут, то там на поверхности скалы виднелись многочисленные замерзшие водопады и редкие группы сосен, непонятно каким образом росшие на чрезвычайно узких уступах; их ветви провисли под тяжестью снега, скопившегося за шесть долгих месяцев. На востоке плато завершалось резкой, четко обозначенной линией — здесь начинался обрыв, вертикально уходящий вниз, в долину.
