Шебаршин. Воспоминания соратников | страница 20



Увы, начинаем привыкать к печальным вестям об уходе товарищей. Но страшная весть о его кончине в марте 2012-го прозвучала не только неожиданно, но и необычно для мирных лет. Тревожным выстрелом она всполошила птиц в Тверских переулках и в Марьиной роще, на башнях Смоленской высотки и в тихом лесу в Ясенево, больно ранила сердца в самых разных уголках России, во многих ее посольствах за рубежом. Хотел ли он, чтобы его последнему шагу было придано столько общественного внимания? Уверен, нет. Прерви он свой полет как-то по-другому, не нажимая на спусковой крючок (хотя собственно, почему боевой генерал должен делать это по-другому!), все равно пресса искала бы в его поступке какой-то тайный смысл, скрытые пружины, заговор. Такова уж участь всех видных и незаурядных личностей: обществу просто интересно, что же они хотели сказать своим уходом…

Нашлись и те, кто призывал не усердствовать, чтя его память, намекая, дескать, самоубийство негоже для православного христианина, русского офицера и т. п. Другие промычали что-то типа: жаль… но что особенного для страны он сделал? Не могу не вспомнить самого Л. В.: «Собачья мысль: если укусить боязно, а лизнуть — неудобно, проскули что-нибудь невнятное». Зато простые люди не стеснялись в высказываниях в те дни. Вот один из откликов: «Впервые вижу в Интернете 99 % достойных комментариев. Вот это рейтинг! Вечная память героям!». Или откровенное: «Спасибо вам от народа России!».

В минуту прощания тысячи сердец заныли: прощай, Командир, наша совесть, совесть разведки! Вспомнилось его коронное: «Наше время придет, но нас оно уже не застанет».

Перечитывая талантливые книги шефа, невольно проецируешь их на нашу действительность. Как точно он понимал, что новые векторы нашей внешней политики захлебнутся, так и не принеся пользы. Лишь вред да потерю лица. Слыша сегодняшнюю демагогию о нашем особом пути, мучительные поиски «национальной идеи», невольно обращаемся к Л. В. Шебаршину, для которого никогда не стоял вопрос об идее и смысле жизни. На его надгробье на Троекуровке — его слова: «Для того чтобы служить делу, надо верить в его правоту, в то, что оно является частью чего-то большего, чем жизнь»… Вот простой ответ на рассуждения об идее, которую не ищет теперь только ленивый…

Чем же теперь живем мы, бывшие разведчики? Ответ за всех нас дал шеф: «Случается, что служба и жизнь составляют для человека единое целое, причем все светлые черты того, что именуется жизнью, с течением лет все больше и больше подчиняются интересам службы, растворяются в ней. Неприметно для себя человек начинает тосковать, отрываясь от своего дела, от рабочего места, чувствует себя потерянным в дни вынужденного безделья, которые бывают у него так редко. Работа, которой долгие годы занимался я и мои коллеги, интереснее, увлекательнее всего, на мой взгляд, что могла предложить жизнь. Так мне казалось и кажется до сих пор. Жизнь — часть работы, и всегда думалось, что они пресекутся одновременно.