— Это вы намекаете на то, что со мной лучше встречаться вечером?
Это не я, это она намекала, и я внутренне напрягся, чувствуя, что наступил решающий момент, тем более что мы уже подошли к палисаднику, и Даша открыла калитку.
— Кстати, о вечере…
— Даша, иди домой, я сейчас приду.
Девочка взбежала на крыльцо, уже в дверях обернулась и лукаво помахала мне, на что я улыбнулся и кивнул.
— Мы могли бы встретиться вечером?
— Но я не смогу никуда пойти — мне не с кем оставить Дашу.
— А вы уложите ее спать, я приду сюда и мы где-нибудь погуляем.
Она внимательно посмотрела на меня, отчего я слегка смутился, хотя и чувствовал, что она уже соглашается, не может не согласиться.
— А вы будете себя хорошо вести?
Меньше всего я ожидал этого вопроса, но тут же понял его смысл и, усмехнувшись, ответил:
— Я буду себя вести, как Нил Сорский, Паисий Величковский и Тихон Задонский, вместе взятые. (Это были знаменитые оптинские старцы, имена которых я неоднократно слышал от Погорелова.)
Она засмеялась и тряхнула головой.
— Браво! Я укладываю ее спать в девять, так что приходите к половине десятого, но не сюда, а к главному входу в пустынь. Вы меня поняли?
— Да, разумеется, — я радостно кивнул, и Светлана невольно улыбнулась при виде моей радости. — Ну, тогда до вечера.
— До встречи.
Она взошла на крыльцо и скрылась в доме, а я возбужденно повернул назад, но искать Погорелова не пришлось, поскольку тот стоял несколько поодаль и наблюдал за мной.
— Я вижу, вы времени даром не теряете.
— Ух, какая прелестная женщина!
— И что она вам сказала, раз вы весь сияете?
— Свидание назначила.
— Поздравляю.
— Спасибо. А теперь пойдемте отсюда и побыстрее, а то я боюсь вспугнуть свое неожиданное счастье.
— А как же музей Толстого?
— Ну его к черту, надоело смотреть на всякое старье. Теперь мне уже хочется земного, живого и загорелого. Пойдемте и будем по дороге остерегаться большого колхозного быка.
— Кого? — изумился Погорелов.
— Быка. А впрочем, неважно.
— Извините, Светлана, но в этом проклятом Козельске совершенно невозможно купить цветов, — заговорил я, идя ей навстречу.
Было достаточно светло, а свое белое платье она так и не переодела, поэтому я еще издали заметил ее приближение.
— А в этом «проклятом Козельске», как вы его называете, никто и не дарит цветов, потому что они у каждого растут в палисаднике.
— Тогда понятно. Может быть, перейдем на «ты»?
— Пожалуй, — кивнула она.
— А может, еще и в щечку поцеловать разрешается?
