И все было бы ничего, если бы не два легкомысленно упущенных обстоятельства. Не имея никаких глубоких чувств к нему, кроме элементарной дружеской привычки, Наталья очень скоро заскучала, причем немногословность и невозмутимость мужа стали казаться ей отсутствием каких бы то ни было мыслей и чувств. Он был рядовым инженером, который любил пиво и футбол и относился к ее увлечению философией как к элементарной «бабской прихоти», вроде цветных лосин или выкроек из «Бурды», а она удивлялась про себя тому однообразному сексу, которым они достаточно регулярно занимались. Его невозмутимость простиралась даже на это. И, хотя он был весьма заботлив в его сильных и ритмичных покачиваниях Наталье чудился мерный перестук колес одного из тех вагонов, которые муж проектировал у себя на заводе.
Второе обстоятельство могло бы искупить, но теперь тишь усугубляло первое, и называлось оно — деньги. Когда Сергей еще только ухаживал за ней, их встречи были редкими, но запоминающимися, поскольку неизменно сопровождались цветами, конфетами, экзотическими ликерами, — и лишь потом Наталья сообразила, что все эти сотни, которые он, не подавая вида, небрежно совал в бойницы коммерческих клеток, составляли его месячную зарплату, или тяжелый и нечастый побочный заработок. Он просто приучил ее к тому, что в ответ на любое пожелание немедленно тянулся за бумажником.
Ныне же она оказалась вынуждена пересчитывать деньги даже для того, чтобы купить импортные гигиенические тампоны, не говоря уже о дорогих сигаретах и иных соблазнах заставленных витрин, которые теперь только унижали своей проклятой дороговизной. Проходя мимо этих витрин, Наталья чувствовала, как женщина в ней полностью подавляет философа, ибо если для философа нет ничего унизительного в том, чтобы носить облупившуюся обувь, то для красивой женщины легче, наверное, ходить босиком. Ее терзал тот маленький, неусидчивый чертенок, которой чувствительно топал в глубине души своими точеными копытцами: «хочу и это, и это, и это!» Он постоянно напоминал о том, что, помимо трудно-привычной и заурядной жизни и помимо жизни философски-возвышенной, существует еще и жизнь среди веселого достатка, легкости исполнения желаний и сверкающих красок цивилизованного мира. И вот эта-то, глянцевая и цветная жизнь лишала философского покоя.
«Все-таки я несчастная женщина, — подумала Наталья, стоя перед своей дверью и роясь в сумке в поисках ключа. — Пожалуй, я точно заболею».
