По правую руку от князя утопал в подушках глава духовной власти Антиохии – жирный и надменный патриарх Радульф де Домфорт, похожий на навозного жука в своих роскошных, переливающихся золотом и серебром ризах. Констанция не могла без отвращения видеть его.
В зале толпились бароны, каждый из них – истинный герой. Впереди стоял носатый, мохнатый, широкоплечий и толстый Готье Аршамбо, коннетабль Антиохии. Коннетабль – ветеран множества боев, однако ни один противник не пугал его так, как воды бурного Евфрата, который он когда-то переплыл, спасаясь от преследования. Коннетабль выплыл истинным чудом, уцепившись за надутый и туго завязанный заплечный кожаный мешок. С тех пор неустрашимый Аршамбо скорее сразился бы в одиночку с целой армией сельджуков, нежели вступил в самый мелкий и спокойный ручеек.
Из-за его плеча выглядывал невысокий, элегантный сенешаль Роже де Мон, разряженный по последней французской моде от длинных завязок белоснежной шемизы до острых носков сафьяновых пигашей. Про сенешаля рассказывали, что, когда его захватили в плен, эмир предложил ему свободу в обмен на владения, но холеный де Мон поклонился и со всегдашней своей любезностью ответил: «Мы, франки, как верблюды, несущие носилки: когда один верблюд падает, его груз перекладывают на другого. Так же и наши владения переходят в руки соратников». Каким-то чудом в отсутствие эмира де Мону удалось проникнуть в его гарем, и куртуазный франк сумел так очаровать содержавшихся в нем наложниц, что вернувшемуся хозяину пришлось сбросить неверных женщин с крепостных стен. Через два года де Мона выкупили, и он вернулся в Антиохию, не утеряв ни вежливости, ни щегольства. Как полагается истинному рыцарю, о своих приключениях в гареме он поведывал любопытным только многозначительными взглядами, вздохами сожаления и невольными улыбками.
Рядом с ним переминались неотличимые братья Гильом и Гарентон, сеньоры Зерданы, крупнейшей крепости, выстроенной византийцами севернее Латтакии-Лаодикеи, которую франки еще называли Ла Лишь. Один из них поддерживал Алису, но никто не мог с точностью указать который. Зато другой был рьяным защитником прав Констанции, и, опять же, никто не мог запомнить – который из двух.
Ближайшее к трону окно загораживал Рейнальд Мазуар, лорд Маргата, когда-то бывший коннетаблем Антиохии. Рено был женат на вечно недовольной и кислой даме Филомене, сестре Сен-Жиля Триполийского. Впрочем, дама Филомена с ним в Маргате не жила, а пребывала при дворе Констанции, где среди прочих молодых, веселых и красивых женщин казалась гнилым орехом среди свежих.
