Железные франки | страница 3
Перед сомкнутыми глазами возникла белая шея Алисы, ушко, закинутые на подушку темные волосы, мучительно захотелось обнять жену, вдохнуть запах ее пряных восточных благовоний. Как быстро затмила невзрачная, но умная и непокорная Алиса сладкие воспоминания о ласковой Бьянке! В Алисе, право, сам бес сидит: княгиня, злая и упрямая, могла бы извести всех неверных в Леванте, если бы вся мощь ее свирепого норова целиком не изливалась на супруга. Эта фурия создана рожать сыновей! Правда, за три года брака на свет появилась лишь дочь, Констанция, но это не беда, они молоды и ретивы – всё впереди. А каждая ночь со строптивицей – сражение, в котором закаляется дух и ликует тело.
Однако не для того Боэмунд прибыл на Восток, чтоб воевать с женой или мирно делать с ней детей. Прогоняя неуместные тоску и похоть, князь задумался о предстоящем бое. Завтра он доберется наконец до Аназарба! Быстрым, смелым, неожиданным налетом покончит с зазнавшимся армянским царьком, даже если у того окажется в десять раз больше воинов. Посмотрим, кого после этого назовут Властелином Гор! Недаром матери от Дамаска до Багдада пугают детей именами грозных героев-крестоносцев, пора и князю Антиохийскому заслужить столь же громкую славу. А как только он расправится с Киликией – пробьет час эмиратов Алеппо и Мосула. И в следующий раз он непременно захватит набитый сокровищами Дамаск!
Измыслить бы какую тактическую хитрость для завтрашней сечи, все же солдат-то у него маловато. Но как, гвозди Христовы, застигнуть врага врасплох, если неизвестно, где именно и когда с ним столкнешься? К тому же размышлять над маневрами невыносимо скучно, все равно неприятель каждый раз умудряется спутать все стратагемы, и придуманные заранее с превеликим трудом ухищрения остаются бесполезными.
Мысли Боэмунда затуманились, князь потянулся, сладко вздохнул, сказал себе, что всякие там засады и обходы – это, конечно, хорошо, но пусть ими увлекаются трусливые слабаки, а он сориентируется прямо на месте боя. Один вооруженный рыцарь стоит ста армяшек и тысячи сарацин! Он, Боэмунд Антиохийский, твердо намерен вести себя так, чтобы при одном упоминании его имени друг вздрагивал, а враг трепетал.
Решил и с облегчением провалился в крепкий сон.
Пронзительные вопли вырвали Боэмунда из предрассветной дремы. Сердце бухнуло от знакомых до жути звуков и погнало по жилам ярость. Князь вскочил, меч сам оказался в руке. Вокруг уже вовсю кипел бой. Точнее – резня: на спящих, растерянных рыцарей налетели полчища подлых тюрков и армян, с высоты коней враги рубили, резали, кромсали полуодетых пеших франков. Убегающих сарацины преследовали, как волки овец, гнали обезумевших воинов перед собой криками, от которых заходилось сердце, а настигнув, на скаку срубали им головы.