К моим рукам деньги никогда не липли. А если и липли, то тут же отваливались. Так поступают последние ноябрьские листья относительно веток. И стоял я голым тополем посреди чистого поля, созерцая пустынную, неоплодотворенную коммерцией целину собственной жизни.
Расфасовав траву по бумажным пакетикам, Павлик ехал днем в «Там-Там» и рассовывал их по всем окрестным парадным. Днем милиция более лояльна и не пристает к человеку в драной кожаной куртке и в ботинках с железными носами. Куртка была одеждой летчиков, в которой, видать, после них работал лесоруб. У нее было минимум кожи и максимум потертостей, дыр, и прилагаемых к дырам заплат. Молния не работала, поэтому я собственноручно наклепал кнопок, заменивших пуговицы.
– Я с тобой в такой куртке никуда не пойду, – говорила мне потом девушка Алиса, и садилась в прихожей. Я выходил один и ждал. Она со слезами на глазах меня догоняла.
Ботинки, в которых газосварщики и монтажники пребывают на своих рабочих объектах, после чего с радостью их снимают, служили мне будничной и выходной обувью. Мы их протестировали в мастерской, разбив несколько бутылок о железные нашлепки. Ботинки придавали мне уверенности.
«Там-Там» работал с четверга по субботу. Вано как-то позвонил мне в воскресенье и предложил потамтамиться.
– Родной, – ответил я, – там сегодня пусто, как в моих карманах.
– Почему это?
– Потому что сегодня воскресенье.
– А что, субботы не было? – озадачился Вано.
– Для тебя, видать, не было.
Цепляясь зубами за малейшую возможность заработать легких денег, я выстроил цепочку продажи наименее экстремальным образом. У меня была ходячая рекламная тумба – наш барабанщик Серый. Промобой зеленого листа. Я, как опытный супервайзер, выдавал ему несколько пакетов. Один пакет стоил на те неденаменированные деньги две тысячи рублей. Серый барабанщик накидывал свои пятьсот рублей, бегал и продавал. Я сидел на скамеечке и принимал от него деньги. Затем мы выходили из клуба за очередной порцией, и все повторялось.
Раз в парадную нагрянули менты-козлы-обычно-злы. Репутация клуба была всем известна, поэтому они иногда совершали вояжи по окрестным подворотням. Я шагнул навстречу, с готовностью подняв руки. Хэндэ хох, Гитлер капут, бабка, яйки, шнеля. Я был чистым. Амплитуда колебаний сердца достигла экстремума. Кардиограмма, сделанная в тот момент, откосила бы меня от армии. За несколько секунд, пока они меня обходили, Серый с проворностью фокусника Акопяна успел выкинуть опасный груз в подвал. Пронесло.
