План действий был прост, как наша пирога. Сушеный продукт народного потребления упаковывается в рюкзак и доставляется на поезде в Москву. Там делается привал, после чего мы отправляемся в Питер, где разворачиваем активную деятельность по сбыту собранного ударными темпами урожая. Я прокручивал в голове разные ситуации, мысленно разрезал вагон вдоль и поперек, пытаясь найти в нем доступные пассажиру полости, где бы мы могли поместить небезопасный груз. Мне казалось возможным пихнуть рюкзак в другое купе к чужим шмоткам. Тогда в случае его обнаружения мы были бы не при чем. Задача сложная, но ведь нет на свете невыполнимых задач. Как, например, протащить траву в вагон, мимо ментовских взглядов, задрапировавшись толпой.
В Астрахани выяснилось, что до Москвы билетов нет. Есть только до Волгограда. Купили до Волгограда. Просочились в вагон, никто на нас даже внимания не обратил, ни одного стража порядка на перроне не наблюдалось. Труп конопляного кайфа начал разлагаться – трава запахла, и отнюдь не сандалом. Рюкзак был убран под сидение. Полпути я провел в тамбуре, наблюдая проносящиеся мимо степи, которые весной красивы, но не про мою честь, потому что мне не представилось возможности наблюдать их в этот период года, любоваться морем цветом, источающих убийственный аромат.
У Сереги закончился «Беломор», он вытряс из кармана остатки табака и стал делать самокрутку.
– Что, травка? – поинтересовалась рядом стоящая бабка.
– Да нет, табак, – ответил Серега.
Я нервно передернул плечами.
– Эх, ща бы планца дунуть, – сказала бабка, томно закатив глаза.
Павлик сполз по стене. Люди юга. Какой там Амстердам!
В Волгограде происходил апокалипсис. Мы попали в его эпицентр, располагавшийся на вокзале. Количество двуногих на один квадратный метр площади превышало все допустимые санитарией нормы. Гул стоял невозможный, к кассам было страшно подступиться, потому что там шла битва за билеты, которых, как тут же выяснилось, все равно нет, даже у спекулянтов. Поэтому было непонятно, за что же сражались люди, размахивая руками, жестикулируя скулами, как базарные торговцы (не исключено, что ими они и являлись). Раскрасневшиеся тетки с кулаками размером с недозрелую тыкву. Ощетинившиеся (в прямом и переносном смысле) мужики, щеки которых заросли черным мхом, вследствие чего они стали похожи на моджахедов. Бабки с детьми на руках, орущими так, будто они только что покинули утробу матери.
Серега порадовал меня новостью, которую приберег на десерт – он потерял остатки денег. Возникшая мысль о теплоходе, который бы доставил нас в столицу, растаяла так же, как купленное мороженое. Я сел на скамейку, опустил голову на грудь и решил было заплакать. Потом передумал и просто уперся взглядом в пол, размышляя о бренности бытия, отдав Сереге все свои банкноты.
