В «Трубе» появился мужчина, которого природа обделила ростом. Звали его Леней. Он ходил с гитарой наперевес и пел песни. Характерная особенность Лени заключалась в том, что во время игры он не зажимал аккордов, работая лишь правой рукой, которая ожесточенно лупила по струнам. Поверх звучания и без того расстроенной гитары, Леня накладывал свой вокал, диапазон которого ограничивался двумя нотами. Таким образом Леня был артистом-универсалом, исполнявшим любую песню, какую не попроси. Миша, здоровался с ним, как с коллегой, и каждый раз говорил:
– Леня, давай «Мальчишник» – «Я хочу тебя».
– Ща, только поднастроюсь, – отвечал Леня, крутя колки, после чего начинал истошно орать, – я имел ее в окне, стоя на голове, я хочу тебя!
Встречались порой уникальные субъекты, которые приехали с другого конца в страны в Питер, как в Мекку рок-н-ролла. Приехали без денег, не имея здесь ни друзей, ни знакомых. Они вписывались по квартирам, где стирали свои посеревшие от времени джинсы. Поскольку джинсы сохнут долго, они сушили их утюгом, проглаживая каждую штанину раз по двадцать восемь. Иногда я давал приют этим деятелям, потому что уезжая в ноль часов ноль минут из центра города, не бросишь на улице человека, которому некуда идти, и который выгребает из урны ее содержимое, дабы обнаружить там недоеденную булку или остатки эскимо. Это называлось «приколоться по ништякам». У всех подобных пришельцев была отличительная черта – не имея средств к существованию, они умудрялись доставать где-то средства, которые позволяли это существование на время скрасить. То могла быть упаковка транков, пакет гашиша, бутылка спирта в конце концов. Реже – кислота или «винт».
Девушка с сальными волосами и дырявыми ботинками была мною подобрана на Климате. Звали ее Настей, она приехала из Самары на перекладных. Цель своего визита в Питер так и не смогла объяснить. Дома у меня Настя первым же делом залезла в ванну и не вылезала оттуда час, пока не перестирала все свои шмотки и все части своего тела. Когда она зашла на кухню, я ее даже не узнал. Посвежевшая, хорошо пахнущая, с мокрыми волосами она лишь отдаленно напоминала зачморенное существо, попрошайничавшее на Невском проспекте. Я жарил картошку и варил сосиски.
У меня есть кое-что, – сказала Настя и полезла в свою котомку, бывшую когда-то рюкзаком.
На столе очутились маленькая колба с круглыми таблетками и бумажный пакет, о содержимом которого даже догадываться не стоило. Я лишь ухмыльнулся. Она была старше меня лет на пять. На руках хиповские фенечки из бисера. Ей ничего не стоило сняться с насиженного места (хотя трудно было представить, что это должно быть за место, которое она может насидеть) и рвануть в другой город. До эпохи интернета, мобильной связи и виагры оставалось несколько лет, когда подобные типы вымерли за ненадобностью. Но тогда я воспринимал их как нечто само собой разумеющееся, уже догадываясь, что рано или поздно сам окажусь в их шкуре, что и произошло чуть позже. Но только моя поездка на другой конец страны была отчетливо мотивирована – конопля. А их вояжи даже паломничеством не назвать. Люди вне системы. То, что называется обиходным в литературе словом маргинал. Люди, которые не искали смысла в этой жизни.
