Нас было восемь человек, удили по очереди. Поймал карася – передал удочку дальше. Как правило, это занимало секунд тридцать. Через час мы стали отпускать их обратно, исчерпав рыбацкий запал, тем более что уже два ведра были заполнены потенциальными воблами.
Через пару недель мальчиков отправили на VIP мероприятие (по шкале ценностей стройотряда), которому завидовали все боевые подруги – собирать арбузы. На бахче наблюдались сложности с водой, поэтому руки мы мыли арбузом. И ноги. После города-героя Ленинграда, где 1 кг арбуза стоит денег некоторых, я никак не мог привыкнуть к тому, что на бахче арбуз едят в режиме одной десятой – разбивают, захватывают ладонью сердцевинку, а все остальное предают тлению. И так много раз, пока желудок не оказывался переполненным сладкой массой. Неудивительно, что после обеда все туалеты в лагере были оккупированы доблестными собирателями урожая, которые ссали не тем отверстием, что обычно. «Я вижу, женщина цветок садится на ночную вазу, и с ягодиц ее поток иную обретает фазу», – писал кто-то из ОБЭРИУтов. Я как та женщина-цветок, ощущал на ягодицах иную фазу испражнений от переизбытка арбузной мякоти в животе.
В Москве назревал путч, а мы мазали волосы йодом и зеленкой, чтобы они лучше выгорали, и нам было плевать на события в центральной полосе России. По палатам скакали жабы, ночью мы подкидывали девушкам в кровати ужей, наблюдая, как мирный девичий сон сталкивается с жесткой астраханской реальностью.
Я попробовал добротный самогон и марихуану. Мы ходили в окрестные поля, собирая зеленые листья, из которых наши предки когда-то изготавливали пеньку, а из пеньки все морские снасти, потому что, если иметь в виду натуральные волокна, то только конопляный канат не портится от воды. Сырье для производства такелажа мы сушили и курили, занимаясь загрязнением воздуха. Не думаю, что окружающая среда сильно пострадала от дыма, переработанного нашими легкими.
В город я вернулся с восемью ящиками помидоров и восемью арбузами. С предчувствием кульминации, которая назревала следующим летом, когда я снова окажусь в этих краях.
Курт интересуется, курю ли я траву. Я отрицательно мотаю головой.
«Нет?» – он смотрит на меня пораженно. – Ты никогда не курил траву?»
Мне становится как-то нехорошо. Возможно, сказывается недостаток сна.
Ну нет, конечно, курил.
Курт не удовлетворен таким ответом.
«Но у тебя не было такого периода в жизни, когда ты все время курил траву?» – спрашивает он.
