тайники используются только для обычных случаев и только людьми обычного уровня интеллекта. Во всех подобных случаях размещение скрываемого предмета – размещение его подобным recherché образом – ожидаемо и ожидается; и, следовательно, его обнаружение зависит вовсе не от проницательности, а целиком и полностью от обычного усердия, старательности и терпеливости того, кто ищет; и, если дело важное, или когда обещано большое вознаграждение (что для человека, имеющего отношение к политике, одно и то же), эти качества Г. до сих пор никогда не подводили. Теперь вы поймете, что я имел в виду, говоря о том, что, если бы похищенное письмо было спрятано там, где его искал префект – иными словами, если бы принципы его сокрытия соответствовали принципам его поисков, – оно непременно было бы найдено. Но наш чиновник поддался заблуждению, и причина его неудачи коренится в том, что он посчитал министра дураком – помните, он назвал его поэтом? Все дураки – поэты, так считает префект, и он повинен всего лишь в non distributio medii
[60], посчитав на этом основании, что все поэты – дураки.
– А поэт ли он? – усомнился я. – Насколько я знаю, у него есть брат, и они оба достаточно хорошо известны своими сочинениями. Но министр, по-моему, писал о дифференциальном исчислении. Он – математик, не поэт.
– Вы ошибаетесь. Я его хорошо знаю, он и то, и другое, поэтому и обладает способностью логически мыслить. Если бы Д. был только математиком, он был бы лишен этого дара, что сделало бы его легкой добычей для префекта.
– Что за странная идея?! – удивился я. – Но это же противоречит общепринятому мнению. Математический ум веками считался образчиком логического мышления.
– Il у a à parier, – возразил Дюпен цитатой из Шамфора, – que toute idée publique, toute convention reçue est une sottise, car elle a convenue au plus grand nombre[61]. Математики, могу вас заверить, сделали все, чтобы это ошибочное мнение, о котором вы говорите, распространилось. Тем не менее, оно ошибочно, как бы они ни старались доказать обратное. К примеру, с мастерством, достойным лучшего применения, они употребляют термин «анализ» применительно к алгебре. Конкретно эта ложь лежит на совести французов, но, если термин вообще имеет какое-то значение, если употребление слова придает ему какой-то смысл, то «анализ» соотносится с «алгеброй» в той же степени, что латинские «ambitus»[62] – с «амбицией», «religio»[63] – с «религией» или «homines honesti»
