Она медленно переодевалась в палате. Одежда приятно пахла пижмой и апельсиновыми корками. А, это от моли, - поняла Эмма. Обе послушницы ждали её в приёмной с большими пакетами – там была верхняя одежда.
Вот такая знакомая лестница с перилами кофейного цвета. Кремовые стены. Она прощалась со всем этим, надоевшим и таким уже привычным. Жизнь здесь была как в аквариуме, устоявшаяся, сонная, и прозрачно-призрачная. И это – уже минувшее.
Они шли по тихим снежным переулкам, снег глушил звуки. Эмму с двух сторон держали под руки Надя и Вера. Эмма с удивлением смотрела на белоснежные газоны, на высокие дома с холодными стенами, на окутанные ватой снега деревья. Она раньше никогда ничего этого не замечала. Только давно-давным, в детстве, когда бабушка зимой повезла её к знакомому врачу на консультацию. Но и тогда она всё это видела не совсем так. Не так ярко и выпукло.
В метро была толкучка. Она уже давно не ездила в метро. Её начало подташнивать, закружилась голова, и Эмма чуть не упала. Спутницы подхватили её под руки. В вагоне было тесно, но вскоре народ стал выходить, и Эмма села. С трудом вздохнула.
Потом был автобус, электричка. Сошли с поезда, когда уже стало темнеть. Шли через лес. Высоченные сосны с белыми пушистыми заснеженными лапами, тишина, протоптанные в снегу дорожки. Эмма сильно устала. Но вскоре усталость прошла.
Вот уже вдали стал виднеться просвет. А это что такое, замаячило что-то кирпичное, какие-то здания. Каменная белёная стена, за ней – строения, трёхэтажный широкий дом, поодаль ещё домик, высокое что-то…
- Вон уже и монастырь виднеется, - весело сказала Вера. – Вон там наши кельи, а там – гостевой дом, а там вон – колокольня, а слева – наш храм, - размахивала она рукой в синей варежке.
- Всё, почти пришли, - произнесла Надя низким грудным голосом.
На какое-то время Эмма отключилась. Двигалась по инерции. Давали себя знать усталость, болезнь, непривычность. Пришла в себя уже в монастыре. В небольшой прихожей её спутницы снимали с неё дублёнку. Вошла женщина лет сорока в просторной чёрной одежде, в апостольнике и с большим крестом на груди. Бледное тонкое интеллигентное лицо, очки в тонкой металлической оправе, глубокие серые глаза.
- Благословите, матушка, - сказали обе послушницы. – Вот Эмма.
- Рада тебя видеть, деточка, - сказала матушка, подошла и обняла Эмму. – Я матушка София, игуменья нашего монастыря. Добро пожаловать.
Эмма смутилась. Видимо, матушка приняла её за подростка, за несчастное маленькое беспомощное существо. Они же ничего о ней не знают! Их ввёл в заблуждение её теперешний жалкий вид!
