— А-а-а-а... — стонал он. — А-а-а-а...
Это был его голос.
Боль куда-то пропала, он опять ничего не чувствовал. Что это? Где он? Его не было нигде. Не было ничего...
Он долбил, уродовал коленом лицо, визжа как помешанный, но рев прекратился. Он услышал свой собственный, рыдающий, захлебывающийся кровью крик.
У него уже были руки. Они были как деревянные и при малейшем движении болели так нестерпимо, точно полопались все сухожилия, но он мог ими двигать. На ощупь, онемевшими пальцами, начал отстегивать ремни. Ухватился за подлокотники. Встал. Ноги тряслись, все тело словно было разбито молотом. Цепляясь за тросик, протянутый наискось через кабину, подошел к зеркалу. Обеими руками оперся о раму.
В зеркале стоял пилот Пиркс.
Он уже не был серым — лицо было все в крови, с разбитым, распухшим носом. Кровь текла из рассеченных губ. Щеки были фиолетово-синие, набрякшие, под глазами — черные мешки, на шее, под кожей, все еще что-то подрагивало, но слабей и слабей, — и это был он, Пиркс. Он долго вытирал кровь с подбородка, сплевывал, откашливался, делал глубокие вдохи, слабый, как ребенок.
Он отступил на шаг. Взглянул на экран. Корабль по-прежнему летел задним ходом — уже без тяги. Лишь по инерции. Белый маленький диск плыл за ним, в двух километрах от носа ракеты.
Держась за тросик, он подошел к креслу. Думать он вообще не мог. Руки начали трястись лишь теперь, но это было следствие шока, — это он знал, этого он не боялся. Что-то изменилось возле самого кресла...
Крышка кассеты автоматического передатчика была вдавлена внутрь. Он толкнул ее — крышка упала. Внутри — настоящее крошево. Как это случилось? Должно быть, он сам ударил ногой по кассете. Когда?
Он сел в кресло, включил рулевые дюзы, вошел в поворот.
Маленький белый диск дрогнул, поплыл по экрану, дошел до самого края и, вместо того чтобы исчезнуть, отскочил, как мячик! Вернулся в центр!
— Ну, гнида! — крикнул он с ненавистью и омерзением.
И из-за этой дряни он сам чуть было не перешел на «стационарную орбиту»! Ведь если при повороте светлячок не уходит за край экрана, значит, его вообще нет, значит, его порождает экран. Ведь экран — не окно, в ракете нет никаких окон. Есть телевизионное устройство; там, снаружи, под бронезащитой, находятся объективы, а в самой ракете — аппаратура, преобразующая электрические импульсы в изображение на катодном экране. Выходит, испортилась? Таким странным образом? А у Томаса с Уилмером — тоже? Как это было возможно? И... что с ними стало потом?
