Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя | страница 26
Самым близким к «Старому пиджаку» и по идее, и по образности, и по времени появления представляется стихотворение Г. Иванова «Портной обновочку утюжит» из цикла «Rayon de Rayonne»[83]. Творчество Г. Иванова оказало большое влияние на Окуджаву и прослеживается во многих его стихах и песнях разных периодов, включая такие известные песни, как «Шарманка-шарлатанка», «Батальное полотно», «Неистов и упрям…» и других песнях и стихах. Поэтому сходство «Старого пиджака» со стихотворением Г. Иванова, – как мы увидим, не только тематическое, – конечно же, не случайно. В тексте Г. Иванова, в свою очередь, прослеживаются связи и с русскими литературными источниками, о которых мы говорили, и с прозой его близкого друга Мандельштама, что особенно заметно. В «Египетской марке» тема портного возникает многократно начиная со второй страницы. У Мандельштама есть сравнение «портной – художник», упоминание таких атрибутов портновского ремесла, как «обновка», «утюжка», «шипящий утюг», метафора «портняжить» применительно к стихам, – все это используется и Г. Ивановым в приведенном ниже тексте:
А. Арьев в примечаниях к сборнику «Стихотворения» называет сюжет этого текста «сюрреалистическим» и высказывает такую мысль: «Заменив портного на «поэта», обнаружим связный текст о художнике, создателе произведений искусства, оплачивающем жизнью свой прилежный, но бездумный профессионализм»[84]. Мы не можем понять, на чем базируется замечание Арьева о «прилежном, но бездумном профессионализме», но в остальном присоединяемся к его утверждениям. К ним мы хотим добавить, что в стихотворении Иванова прослеживается связь с уже упоминавшимся «Объяснением портного в любви» Жуковского, где, кроме цитированных выше, есть строчки: «И выгладь дух измятый мой» и «Умрет несчастный твой портной!».
Сюрреалистический характер стихотворения Г. Иванова опять же вызывает желание завести разговор о «Шинели». В первую очередь приходит на ум эпизод, в котором после смерти Акакия Акакиевича появляется его призрак, описанный в юмористическом тоне. Очень важно, что, следуя гоголевской традиции, Г. Иванов превратил «вещную» метафору в ироническую аллегорию – аллегорию судьбы поэта, выполненную в гоголевской фантасмагорической манере. В ней за поэтом скрывается портной, за брюками – его творения, которые в «сияньи» летят в «вечность», а за кадром еще убийца-судьба, от которой не убежишь.