Над классом нависло томительное чувство ожидания. Все с нетерпением ждали ректора, и чувствовали, что с его приходом должно открыться то, что таилось под непонятной историей списывания одного первого ученика у другого.
Третий урок был немецкий. В класс вошел Свеннингсен. Усевшись на кафедру, он с нескрываемым презрением взглянул на Антона Веха, потом просмотрел журнал.
— Ланге поставил тебе шестерку за обман, Бех! Отчего ее нет в журнале?
— Ее там и не будет! — спокойно ответил Антон Вех.
— Как так?
— Потому что я не обманывал.
— Позволь тебе заметить, милый Антон, что ты очень дерзок. Ты, значит, полагаешь, что кандидат Ланге клевещет на тебя?
— Я полагаю, что это недоразумение.
— Ах так?! маленькое недоразумение! Когда ты обманываешь, это называется недоразумением! Да, да! У каждой вещи — две стороны. По такие „недоразумения" для всех одинаково оцениваются в гимназии шестерками.
И Свеннингсен вызвал Симона Сельмера и стал спрашивать его перевод. Он был особенно снисходителен к „зелоту".
И вдруг, среди торжественной тишины, послышался легкий стук в дверь, и в класс вошел ректор. Он был еще суровее и озабоченнее обыкновенного. Он медленно поднялся на кафедру, где Свеннингсен дал ему место. Он шепнул ему что-то, на что Свеннингсен также ответил «топотом, после чего оба взглянули на Антона Беха.
— Антон Бех! — громко сказал ректор.
Антон встал.
— Кандидат Ланге пожелал, чтобы я высказал тебе его и мое заключение о твоем поступке перед всем классом. Ты обманул его. За уроком пения в субботу, когда ты был свободен, ты без позволения открыл шкаф и списал задачу у товарища, чтобы не трудиться делать ее самому. За это ты получил заслуженную шестерку, как и всякий другой мальчик, который сделал бы то же самое. Нехорошо только, что ты оправдываешься и выдумываешь какую-то историю с черновиком. Кандидат Ланге и я решили не наказывать тебя больше за это. Все учителя были, как и я, неприятно поражены этой историей. Ты пользуешься у всех нас большой симпатией и уважением, и я, кажется, могу сказать, что и твои товарищи разделяют наши чувства. Тебе было поэтому труднее, чем кому бы то ни было другому, сознаться в этом глупом обмане. Но ты ошибаешься. Откровенное признание помогло бы тебе больше, чем упорная ложь. Но мы решили простить тебе ее; надеемся, что ты оценишь это прощение. Пойми, что наше снисхождение налагает на тебя некоторую ответственность.
Антон Бех стоял пород ректором и с трудом боролся с собой.
