Как-то они рассматривали посевные карты, изучали план полей.
- Рожь опять нас подвела, гектаров двести вымерзло, - поясняла Надя. А всходы яровых хотя и неважные были, но, я так думаю, их еще можно вытянуть. Надо что-то делать. Но не раскачаешь, не поднимешь никого.
- Мне одно только ясно: низкие урожаи не причина, а следствие, - сказал Песцов. - Дело не в земле и даже не в удобрениях, а в равнодушии колхозников. Это просто бедствие, эпидемия!..
- Ну зачем же так? Равнодушие не антонов огонь... И вообще не болезнь. Это вроде засухи. Она от ветра зависит. Как зарядит один и тот же ветер дует и дует все в том же направлении. А оттуда только сушь да пыль. Ни капли дождя! Менять направление надо.
- Ну, я допускаю, что от этого урожаи страдают. Да ведь суть не только в урожае. А как быть с этим разбродом, с пьянством, с этой унылой серостью?
- Все идет от земли... Пока там нет порядка, не будет его и среди людей на селе.
- Может быть, оно и верно, да не утешительно, особенно для тех, кто здесь живет. Сколько вы прожили тут?
- Почти три года.
- Не сладко, поди?
- Всякое бывает.
- Глухомань.
- Вы еще не знаете, что это такое.
- У меня все впереди.
- Иногда мне кажется, будто мы выпали из какого-то состава. Вагоны в тупике...
- Вы просто устали.
Надя чуть заметно улыбнулась:
- Мне порой хочется почувствовать себя как-то по-новому. Словно переодеться во все другое, непривычное.
Она перехватила взгляд Песцова, скользнувший по ее белой кофточке, и неожиданно произнесла, глядя на свои загрубелые, красновато-бурые руки:
- Но вот эти перчатки не снимешь и не заменишь.
Наступила неловкая пауза; через минуту, глядя куда-то в темный угол, Матвей тихо сказал:
- Я вас понимаю... Одиночество - штука трудная.
"Да, несладко ей живется здесь. Бьется как рыба об лед - и все одна. Поддержать порой и то некому, - думал Песцов. - Окончить институт, нажить ум, вкус приобрести... И бух! Как в заточение. В монастырь! Поля полями, дело делом. Но ведь у нее еще и глазищи вон какие. И губы не только ложку хотят целовать. Но куда пойдешь? В школе одни учительницы. В медпункте сестры да фельдшерицы. Опять бабы..."
Встречая Надю, Волгин и Семаков неизменно подшучивали насчет Сеньки-жениха. Надя отвечала раздраженно. И Матвей догадывался, что между ними существуют размолвки совсем иного характера.
Однажды днем Песцов застал ее в правлении спорящей с Семаковым. Тот, моложавый, краснощекий, в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, размахивал перед ее лицом руками и говорил возбужденно:
