- Ну ничего, ничего, - он неуклюже утешал ее. - Пока поживешь здесь... А там видно будет, захочешь - приедешь.
- Поживешь, приедешь... - говорила она, вытирая слезы. - Как все просто! И он все уже решил за меня.
- Да ведь я один уезжаю.
- Боже мой! А я тебе просто знакомая? Да?
- Ну, виноват... Извини.
- Так почему же ты не посоветовался со мной?
- Я знал, что ты; будешь против, - простодушно ответил он.
- И это говорит человек, с которым столько пережито!.. А до него ничего не доходит! Спокоен, как деревянный истукан.
- Успокойся, успокойся, - он попытался обнять ее за плечи.
- Не трогай меня!
- Ну, хорошо, хорошо...
- Чего же хорошего?! - она обернулась к нему, тревожно смотрела в глаза. - Да что с тобой случилось? Какая тебя муха укусила? Зачем тебе нужна эта поездка?
Зачем? Что он мог ей сказать?
- Ты словно бежишь от чего-то? Может быть, от меня?
- Мариша! - он взял ее руку. - Я не могу тебе ответить так просто... Я еще сам многого не понимаю. Но ты здесь ни при чем. Тебя я люблю по-прежнему. Только не по себе мне как-то здесь. Будто я на чужом месте сижу и не своим делом занимаюсь.
- Почему не своим? Может быть, ты имеешь в виду консерваторию?
- Я - инженер, друг мой, и пора с этой художественной самодеятельностью кончать.
- Ну бог с ней, с музыкой! Но ведь ты проектировщик! Чего тебе здесь недостает?
- Какой я проектировщик! Я негр. И с меня хватит.
- А там тебе что, златые горы приготовлены?
- Мне уже тридцать лет... Я хочу жизни... Или по крайней мере настоящей работы.
- Пойми, Сережа, нам нельзя расставаться.
- Хочешь - я вызову тебя.
- И я стану домашней хозяйкой. Спасибо!
- Что-нибудь придумаем и для тебя.
- Сергей, не уезжай!..
Как давно это было! Казалось, не два года прошло с той поры, а целые десятилетия... Жизнь на пустынных морских отмелях, в глухих камчатских поселках, в заснеженных зимовьях. И все один, один... На Камчатку он не вызывал ее: боялся, что не приедет. Вот теперь позвал...
И все-таки он твердо знал, что поступил тогда правильно. Попав сразу по окончании института в проектный отдел, он смутно чувствовал какую-то скованность, неловкость, будто на него силком натянули тесный костюм и посадили в приличную незнакомую компанию. Его, деревенского парня, ширококостного, буйного, не могли приковать к месту расчетные нормативы, чертежная доска и справочники. Он потянулся к музыке - вспомнил увлечения детства: виртуозную игру на балалайке, гитаре... И даже духовой оркестр! На чем он только не играл. А потом и сочинять пробовал - песни, вальсы... Но суть оставалась все той же: полуголодная жизнь в чулане и все те же расчеты опорных узлов, подкосов, стоек...
