— О чем ты думаешь? — спросила Ольга.
— Когда-нибудь увезу я тебя к себе в Сибирь. Поселимся в таежном селе, сошью я тебе из собачьих шкур доху, закажу у лучшего пимоката валенки, повесим на плечи тульские ружья и пойдем на лыжах в тайгу… У тебя дух захватит!..
Ольга заметила, что Дмитрий улыбается как-то необычно, не так, как всегда. Было в его улыбке что-то нерадостное, горькое.
— У тебя что-нибудь случилось?
— Не у меня, а у нас.
— Если «у нас» — я должна обо всем знать!
— Ты хочешь знать все? — спросил Дмитрий, глядя в глаза Ольги так, словно решая, стоит ли ей говорить обо всем. Особенно о сегодняшнем разговоре с Богдановым, который причинил Шадрину глубокую душевную боль…
— Да! — твердо ответила Ольга. — Я хочу знать все!
— Обещай, что не будешь вмешиваться в то, что я задумал.
Ольга ждала, не отрывая от Дмитрия взгляда.
— Что же ты молчишь?
Дмитрий зябко поежился и, скользя рассеянным взглядом по далеким цепям разноцветных огней, обрамляющим парк, начал:
— Вчера я сказал Бардюкову, что женюсь на тебе. Пригласил его быть свидетелем. Посоветовались о свадьбе… А сегодня эта новость облетела прокуратуру. Все ходят и улыбаются. Не то жалеют, не то удивляются. А после обеда меня вызвал Богданов, и знаешь, что он сказал?
— Что?! — Ольга почувствовала, как каждый удар ее сердца отдавался где-то у горла.
— Он сказал, что следователь прокуратуры не может иметь жену с судимостью. А еще он сказал, что юристу в моем положении такое бракосочетание не делает чести. Более того: даже намекнул, что есть какое-то неписаное правило, по которому это категорически запрещено.
Ольга слушала Дмитрия, а сама скорее чувствовала сердцем, чем постигала рассудком, что самое страшное, что собирается сказать ей Дмитрий, им еще не сказано. Но и то, о чем он уже сказал, незримой каменной глыбой налегло на ее грудь. Ей не хватало воздуха. Глубоко вздохнув, она тихо спросила:
— И что же ты ответил ему?
— Я ответил, что постараюсь сам разобраться, что делает мне честь и что не делает.
— А если… Если мы поженимся?.. Он об этом что-нибудь сказал?
— Да, он сказал, — Дмитрий раздумывал: говорить или не говорить. И решился. — Он сказал, что в таком случае мне придется оставить работу в прокуратуре.
— Значит… — дальше Ольга говорить не могла, ее губы вздрагивали, слова застревали в горле. Душила обида. «Судимая!.. Какое страшное слово!..»
Дмитрий видел, как Ольга боролась, чтобы не разрыдаться, как вся она съежилась, словно ожидая следующего удара, который добьет ее окончательно.
