Между 29 и 31 января 1944 г. основной контингент Легиона достиг Луги и оттуда был переброшен на поездах и автомобилях по маршруту Луга – Плескау – Валрц – Тапс. Официально никто из членов Легиона не должен был вернуться на фронт. 5 марта Легиону был дан приказ о возвращении, что большинством было встречено с радостью, хотя были и добровольцы из гражданских, фанатики нацизма, желавшие продолжать воевать вместе с немцами. Среди офицеров это чувство также было распространено, не столько по политическим причинам, хотя все они были антикоммунистами, но из солидарности с немецкими соратниками. 16 марта первый контингент Легиона был отправлен в Кенигсберг а оттуда в Ирун. Мадрид официально информировал об этом Вашингтон и Лондон и запретил публичные акты, которые могли бы трактоваться как прославление Русской кампании или фашистских идей (С. 357).
Последний параграф седьмой главы посвящен последним испанцам, сражавшимся в составе Вермахта или СС. Родригес пишет, что официально испанское участие во Второй мировой войне может считаться законченным в апреле 1944 г. Однако, несколько сот испанцев продолжали воевать, одетые в немецкую форму. Их точное число определить трудно.
Родригес считает также, что можно говорить о добровольном участии в военных действиях лишь относительно небольшого процента оставшихся, несмотря на то что фалангистская литература утверждала обратное. Напротив, возражает он, речь идет о принуждении взять винтовку тех, кто не прошел должного обучения в военных условиях. Он имеет в виду людей, которые служили не в Вермахте, а в СС. Родригес кратко излагает и историю СС и пишет, что перед отъездом из Эстонии часть членов Испанского Легиона, явно симпатизировавших нацизму, была приглашена немецкими офицерами служить в Вермахт, и некоторые согласились. Он определяет три группы таких испанцев.
Первая группа – те, кто рекрутировались в Испании неофициальным образом, авантюристы по духу, иногда даже разыскиваемые полицией. В качестве примера он приводит Лоренсо Оканью, прапорщика, назначенного после своего возвращения в Испанию в милицию в Кастельон де ла Плана, и который после совершения какой – то фальсификации тайно перешел границу и пошел служить в войска СС, в форме которых попал в советский плен в последние дни войны.
Вторая группа – из эмигрировавших в 1941–1945 гг. в Рейх в поисках работы.
Третья – из испанских изгнанников во Франции, часть которых надела немецкую форму под угрозами. Так или иначе, несколько десятков испанцев присутствовали при последних боях в Берлине. Часть из них считала себя пленниками, хотя могла покинуть город за несколько дней до его падения, поскольку любая судьба для них была бы лучшей, чем плен Красной Армии. Родригес частично проливает свет на происхождение интернированных в СССР испанцев «из Германии», указывая, что США и Англия решили репатриировать насильно десятки тысяч лиц российского происхождения и передать их советской стороне. Среди них, – утверждает он, – были и испанцы, принадлежавшие к подразделениям Вермахта и СС (С. 370).
