Завершающий тетралогию «Братья и сестры», этот роман, вопреки казалось бы мирному историческому материалу, оказывается по своему эмоциональному накалу самой трагической его частью. А ведь время его действия – 1972 год. Давно миновали дни невыносимых, почти нечеловеческих испытаний. Изголодавшееся за войну и послевоенные годы Пекашино не только утолило голод, но и познало сытость. В дома пришел достаток, но безвозвратно ушло оттуда чувство радости и полноты жизни. Подобно «матушке Пинеге», измельчали и пересохли людские души. Ушел в прошлое непосильный и практически бесплатный колхозный труд – в пекашинском совхозе работают в полсилы, «мучают работу», по выражению Михаила Пряслина, из-за своего неуемного фамильного трудолюбия ощущающего себя чужим в родном селе. В суровые годы труда и лишений пекашинцы чувствовали себя единой большой семьей, где все были «братьями и сестрами», – сейчас непримиримые противоречия раскололи даже дружную семью Пряслиных. Индикатором духовного оскудения Пекашина становится Евсей Мошкин – бывший наставник местных староверов-беспоповцев, не раз пострадавший за свои убеждения. В трудные послевоенные годы (в романе «Две зимы и три лета») этот крепкий, работящий и доброжелательный старик был одной из духовных опор Пекашина, поддерживая верующих и неверующих ласковым утешительным словом и безотказным трудом, хотя колхозником он и не был. В Мошкине нет ничего от мрачного изуверства и фанатизма, окружающих образы старообрядцев в массовой советской литературе (вроде романа А. Черкасова «Хмель»). Если говорить о литературных традициях образа Евсея Мошкина, то он во многом напоминает самого обаятельного из горьковских «утешителей» – Савела-пильщика в рассказе «Отшельник»[247]. Даже некоторое пристрастие Мошкина к спиртному было вписано в древнюю традицию: «Умному вино на веселье», да и аскетизм никогда не казался доблестью народному православию. Характерно, что именно Евсею при первом его появлении доверил Абрамов свою заветную мысль, ключевую для понимания всей тетралогии, неслучайно названной им «Братья и сестры»: «Чужих нет… Все люди родня».
В сытом современном Пекашине, где прием винных бутылок становится одним из главных событий дня, полюбившийся читателям Евсей предстает в обличии запойного пьяницы, ползающего по улице среди лета в одном валенке. На время его высылки дело наставничества взяла на себя суровая Марфа Репишная, столь же неистовая в вере, как и в крестьянском труде, и уже сам Евсей превратился в паршивую овцу своего бывшего духовного стада. Атмосфера всеобщего разлада обострила в душе Евсея чувство вины перед сыновьями, которые из-за его непреклонности в вере выросли в детских домах, а после, так и не простившись с отцом, ушли на фронт, чтобы не вернуться. (Подробность, характерная для абрамовского прочтения темы подвижничества: преклоняясь перед моральной стойкостью человека и его верностью идеалам, писатель, тем не менее, сопровождает образ подвижника, на что бы его деятельность ни была направлена, мотивом одиночества среди людей и чувством вины перед близкими, принесенными в жертву «дальним»
