От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: жития «грешных святых» в русской литературе | страница 38



Глубочайшее самоуважение Павлина в мгновение ока распалось в прах, однако «он не упал духом… и принял все над ним разразившееся как вполне заслуженный им удар учительной лозы» (с. 262). По его собственному признанию, выраженному в словах библейски возвышенных, «Бог не оставил его», открыв греховность его былой гордыни и страшную вину в падении жены. Новым жизненным долгом преображенного «доброго Павлина» становится спасение погибающей Любы. Он не только прощает неверную жену, но и документально подстраивает факт собственной смерти и добивается ее брака с сосланным Додей. Под именем мещанина Спиридона Андросова он становится «пастырем ее спокойствия», материально поддерживая не слишком ладную семейную жизнь Любы, утешая и неустанно наставляя ее в духе своей новой религии любви к ближнему. Душевную метаморфозу переживает и Люба, красота которой с самого начала была отмечена тенью грядущего страдания. Прежняя суетная эгоистка, перенеся трагедию падения, позора и любви к недостойному человеку, завершает свое земное существование в одном из северных монастырей под именем «схимомонахини Людмилы», благословляемой окружающими за неизменную доброту и милосердие[139].

Нам уже приходилось рассматривать это произведение Н. С. Лескова в контексте архетипического для русской ментальности мифа о великом грешнике[140]. Анализ имен его главных персонажей вносит в наши прежние наблюдения любопытные дополнения. Уже имя заглавного героя, весьма редкое и «говорящее», содержит в себе указания и на своеобразие описываемой личности, и на предстоящую ему необычную судьбу[141]. Имя лесковского героя, этимологически восходящее к латинскому paulus «малый», играет и переливается несколькими значениями, балансирует между «народной этимологией», сближающей его с омонимичным названием птицы, и приемом синкрисиса. Мифопоэтика и символика павлина в различных культурах весьма многообразна и противоречива[142]. Славянская культурная традиция толкует образ павлина/павы по меньшей мере двояко[143], и оба эти толкования, соединяясь и споря, весьма сложно характеризуют носителя столь своеобразного имени. Одно из этих толкований, прочно вошедшее в обыденное сознание и закрепленное художественной литературой, сделало эту прекрасную и горделивую птицу с резким голосом и жестокими повадками олицетворением самовлюбленной и самодовольной красоты[144], а также всякого кичливого человека. Определение полностью подходит герою Лескова в начале повествования – величавый и импозантный, но «немузыкальный», он гордится своими жизненными достижениями, целиком приписывая их лишь себе самому, и жестоко равнодушен к слабым и неудачникам. Другая, христианская, символика павлина основана на давнем, еще античном поверье, что мясо этой птицы не подвержено гниению. В таком контексте павлин становится символом бессмертия, Евангелия, самого Христа, а также может служить для обозначения человека, «возненавидевшего свои грехи и обратившегося к Богу»