— Я об одном тут мечтаю — вернуться в Дублин, больше я ничего не хочу.
— А как ты тут развлекаешься? — спросил Стивен.
— Развлекаешься! Ты тут не можешь. Тут нету ничего.
— Но иногда ведь у вас концерты? В день моего приезда я видел какие-то афиши насчет концерта.
— А, с этим все уже. Патер Лохан наложил тяжелую лапу — как же, приходской пастырь.
— Почему это он?
— Ты лучше его спроси. Он говорит, его прихожане не желают куплетов и канканов. Если они хотят приличный концерт, они могут его устроить в школе. Ну, он их так приструнил, я тебе доложу.
— А, вон тут что!
— Они тут его до смерти боятся. Если он вечером заслышит, что где-то в каком-то доме поздно танцуют, стучит в окно, — и раз! — свеча мигом гаснет.
— Ну и дела!
— Факт. И знаешь, у него есть коллекция женских шляпок.
— Шляпок!
— Вот-вот. Вечерком, когда девочки выходят гулять с солдатами, он тоже выходит и, если поймает какую-нибудь, срывает шляпку с нее и уносит домой к себе, а тем, кто потом приходит, просит отдать, уж он им прописывает пилюлю!
— Какой славный малый!.. Слушай, нам пора уже. Я думаю, еще увидимся.
— Заходи завтра, ладно? У меня короткий день будет. И знаешь, кстати, я тебя познакомлю тут с моим другом — очень приличный парень — в газете служит, в «Икземинер». Тебе он понравится.
— Отлично. До завтра!
— Пока! Приходи часа в два.
По дороге домой Стивен начал задавать Дэну вопросы, а тот притворялся, будто не слышит их; если же Стивен проявлял настойчивость, он отделывался самыми краткими ответами. Было ясно как день, что он не желает обсуждать своего духовного наставника, и Стивену пришлось отступить.
За ужином в этот день мистер Фулэм был настроен общительно, и он начал явственно направлять нить беседы к Стивену. Его метод «втягивать» собеседника был не самым тактичным методом, но Стивен, видя осуществляемую стратегию, ждал, пока к нему обратятся прямо. К ужину был приглашен сосед, некий мистер Хеффернан. Мистер Хеффернан далеко не разделял воззрений хозяина, и потому в этот вечер разгорелись оживленные споры. Сын мистера Хеффернана изучал ирландский язык, ибо он считал, что ирландцам следует говорить на своем родном языке, а не на языке своих завоевателей.
— Но в Америке, где такая свобода, какой Ирландия вообще вряд ли достигнет когда-нибудь, люди совсем не возражают против английского языка, — сказал мистер Фулэм.
— Американцы другое дело. У них нет языка, который они могли б возродить.
— Что до меня, то я не возражаю против моих завоевателей.
