Забил барабан. И вновь Карс потел над незнакомой работой, вздрагивая от удара бичом по спине.
Лишь Богхаз казался счастливым.
— Я не из тех, кто боится моря, — говорил он, покачивая головой. — Для такого кхонда, как ты, Джахарт, гребля самое естественное занятие. Но я был в юности слабым и вынужден был жить тихо. Проклятое спокойствие!
Даже тяжелая работа лучше, чем такая жизнь, словно тебя несет, как щепку по волнам.
Эта патетическая речь производила на Карса впечатление до тех пор, пока он не обнаружил, что Богхаз получил хороший повод не работать всерьез — он лишь наклонялся и разгибался для вида, а Карс и Джахарт гребли. Карс нанес ему такой удар, что тот едва не слетел со скамьи, и после этого с жалобными стонами выполнял свою долю работы.
День, горячий и бесконечный, безжалостный к усталым гребцам, начал клониться к вечеру.
На ладонях Карса вздулись волдыри, потом они лопнули, и ладони начали кровоточить. Он был очень сильным человеком, но даже несмотря на это, сила начала уходить от него, как вода, и он чувствовал себя как на дыбе. Он завидовал Джахарту, который вел себя так, будто был рожден на скамье под веслом.
Потом его мучения несколько ослабли. Он впал в состояние какой-то заторможенности, а тело его продолжало механически действовать.
Потом, в последних золотых лучах дневного света он поднял голову, ловя ртом воздух и сквозь застилавшую его глаза дымку увидел, что на палубе над ним стоит женщина и смотрит на море.
Она могла быть одновременно и Сарк и дьяволом, как говорили другие.
Но кем бы она не была, она заставляла Карса затаить дыхание и смотреть на нее не отрываясь.
Она стояла, подобно темному пламени, окруженная нимбом уходящего солнечного света. Она была одета как юный воин: черная кольчуга на короткой пурпурной тунике, короткая шпага на боку.
Ноги ее были босы. Стриженые черные волосы с челкой над глазами, падали ей на плечи. Глаза огнем сверкали под темными бровями. Она стояла, слегка расставив длинные стройные ноги и смотрела на море.
Карс почувствовал прилив какого-то горького восхищения. Эта женщина владела им, и он ненавидел ее и всю ее расу, но он не мог отрицать вместе с тем ее блестящей красоты и силы.
— Ровнее, ты, падаль!
Крик и удар бичом вывели его из состояния оцепенения. Он сбился с ритма, нарушив работу всей их скамьи, и теперь Джахарт ругался, а Каллас орудовал бичом.
Досталось им всем и толстый Богхаз взвыл:
— Милосердия, о, госпожа Иваин! Милосердия, милосердия!
