- А, это Фимку? А зачем она нам сдалась?
- Мне хочется с ней поговорить... Ты у нее дома бывал?
- Мильон раз! Старый дом у них, плохой, стены едва держат иконы.
- Позови ее, пожалуйста.
- Хорошо. Будет кашеварить... Мы такую юшку соорудим - закачаешься.
- Вот и хорошо. Можешь сейчас же прийти за ластами и маской. Через день вернешь.
Они ушли, а Фима так и осталась стоять возле развалистой вербы. Что ж это получается - то крыл его последними словами, то раков для него ловит, роется в иле... И зачем это еще она, Фима, тому потребовалась? Даже купаться расхотелось Фиме. Она оделась и быстро пошла к дому.
Глава 5
БЕЗРЫБЬЕ
Лев забрался в палатку.
- Влезай, не стесняйся, - донеслось изнутри.
Аверя просунул голову, влез и присел на корточки. У стенки на надувном матрасе в одних трусах посапывал Аркадий; другой матрас, очевидно Льва, пустовал; на ящичке стоял приемничек в кожаном футляре с ремешком, однажды на пляже Аверя уже слушал музыку. Тут же лежал рюкзак и валялись ласты с маской и трубкой.
- В этой - мы, в той - женское общежитие. - Лев хлопнул по пустому матрасу, приглашая Аверю присесть.
Аверя присел и зевнул от волнения: никогда еще такие люди не оказывали ему столько внимания.
- Слушай, друг, - Лев улыбнулся, - ты вчера что-то хотел рассказать про ваши церкви и попов, а потом не успел. Прошу. - Он протянул Авере пачку с сигаретами. - Надеюсь, куришь?
Нельзя сказать, что Аверя очень уж курил. Мог даже через нос дым пускать. Но до конца не пристрастился к курению: большого удовольствия оно ему не доставляло.
- А как же! - Аверя потянулся к пачке, хотел лихо вытащить одну, но, как назло, цеплялись сразу три. Он повлажнел от неловкости: у Льва, верно, рука заболела, пока Аверя отделял от трех одну.
Лев был очень вежлив, держался с ним как с равным: поднес горящую спичку вначале ему, потому прикурил сам.
- Слушаю.
- А чего там говорить... Работали две церкви старообрядческие, одну недавно закрыли. Почему? Небольшой городок, а две церкви метрах в трехстах друг от друга и одинаковые, только что названия разные: одна - Никольская, вторая - Рождественская. Ни к чему вроде держать обе. Нецелесообразно.
Лев улыбнулся краешками тонких губ. Он развалился на матрасе, пускал в потолок струи дыма и внимательно слушал. Его длинные ноги, туго обтянутые синими тренировочными брюками, с резинками у щиколоток и на поясе, свешивались, потому что на кончике матраса примостился Аверя. Горбоносое смуглое лицо Льва, досиня выбритое, четкое и напористое, с твердыми губами, все время было повернуто к Авере.
