Третий мальчик(поправляет очки на переносице и складывает руки на груди. Самым спокойным голосом). По-моему, друзья мои, ерундой вы занимаетесь! Сколько у нас по карманам? На бутылку «Агдама» наберем? Пошли отсюда – купим, выпьем, почитаем чего-нибудь вечное. Вот, Игорек, кажется Боратынского с собой таскал, да? Хороший поэт, Боратынский! Анахореты хреновы!
Смеется. Двое сначала таращатся на него, потом грустнеют и начинают тоже смеяться.
Купить щенка. Назвать его Агдамом.
… и пусть соседи сдохнут от тоски!
Смеются сильнее. Подхватывают стих и – хором, нараспев.
Ку-уууупить щенка! Назва-ааать его Агда-аааамом!
И пусть сосе-еееди сдо-ооохнут от тоски-иии!
Уходят. Один из них забывает на спинке стула шарф. Голоса удаляются и затихают. Шарф быстро соскальзывает на пол и сворачивается причудливой загогулиной.
Затемнение.
Акт 2
Редакция «Первопечатника». Вечер того же дня. Двое – Булочкин и Самсон Королев. Булочкин полусидит на письменном столе, сминая попой пару тоненьких книжиц. Королев хозяйничает за компьютером Хесина. Мы застаем их в момент написания редакционной статьи. Булочкин обдумывает следом идущую фразу, Королев подправляет уже написанное. На лице Королева блуждает подобострастная улыбка человека, осведомленного о каком-то щекотливом деле. До тошноты белеют воротнички его дорогой рубашки.
Булочкин(очнувшись от полузабвения, диктует). …и да. Литература – стеклянный дом, в котором нельзя играть камнями. Выпьет, скажем, поэт. Выпьет, скажем, Большой Поэт – лишнего. И решит бросить всё: работу, студентов, жену – расчудеснейшую женщину! Наплюёт в девственное лицо Истории и выйдет вон.
Королев(от рвения прикусив кончик языка, допечатывает). …и выйдет вон. Лев, а не очень это будет? Не слишком ли узнаваемо? Все-таки он – легенда…
Булочкин(поднимая на Королева осоловелые близорукие глаза). Ну, мы же имени его не печатаем. Чего ты?
Королев(ерзая на стуле). Да как-то…
Булочкин. Как?
Королев. Да как будто пришли и смотрели на его наготу… вот.
Булочкин(обхватывая голову руками). Уходите вы меня своими принципами, правоверные! Одна фельетон в текущий номер требует, говорит – общественность есть Бог и Бог должен все видеть. Другой тут на наготу смотрит. Третий вон уже насмотрелся – в Боткинской от педерастов отбивается. Ты его врача видел, Сёма? Ты этого в голубом пеньюаре видел?
Королев(откатываясь в кресле назад, перекидывая ногу на ногу и скрещивая руки на груди). Они ж без меня приезжали, Лев. Я тогда в отпуск уходил. Саша здесь один гнулся.
