Минут через десять, когда пошел на второй, углубленный круг, тезка меня прервал:
– Спасибо, более‑менее понятно, но все это лучше оставить специалистам.
– Конечно, без проблем.
– Вы не будете против, если я попрошу рассказать о своих приключениях под магнитофонную запись?
– Охотно! Что‑то скрывать от такой серьезной организации никак нельзя, – пошутил я неуклюже.
– Прекрасно, заодно и поужинаем. – Петр Степанович довольно улыбнулся и добавил погромче: – Анатолий, если не сильно занят, принеси технику.
Впрочем, стол сервировали все вместе. К уже поднадоевшей картошке добавили соленых огурцов (оказывается, немалый запас этих продуктов хранился в большом ларе под поветью), синеватой на срезе колбасы, выставили на отдельных тарелках пару банок консервов. Не обошлось без водки, уже позабытой в моем времени «Столичной».
Я не удержался, рассмотрел этикетку. Московский ликеро‑водочный с забавной эмблемой – бык над бутылкой, снизу четыре медальки и напечатанная цена – два девяносто пять без стоимости посуды.
Подтащили к столу лавку, водрузили на нее портативный (размером с небольшую микроволновку) катушечный магнитофон «Весна» с похожим на мыльницу выносным микрофоном и горкой бобин. Это что, они до утра собираются писать? Впрочем, оказалось, что одна дорожка качественной записи – всего‑то четверть часа, и на пару часов записи нужны аж четыре кассеты. Надо привыкать к чудесам техники шестидесятых, мой старый mp3‑плеер как диктофон держал часов десять…
Несмотря на выпивку и плотно забитый однообразной закуской стол, разговор уместно было назвать допросом. Проводил его в основном Петр Степанович, Анатолий старательно помогал. Не ожидал, что он мгновенно превратится из брата Кати в придирчивого, даже жесткого следователя. Вопросы шли быстро, один за другим, отвечать приходилось, просто физически ощущая два взгляда, ловящие малейшие оттенки мимики и настроения. И так много раз по кругу, с повторением и тщательным разбором деталей.
Быстро понял, как мне повезло с родителями. Мать работала преподавателем истории в пединституте и, несмотря на мое сопротивление, вбила минимальные знания по школьной и вузовской программе. Отец оттрубил двадцать лет в милиции, прошел путь от опера до начальника райотдела. Но в девяностые кормить семью на зарплату стало невозможно и он ушел в коммерцию. Его застольные «допросы» про курево, двойки и девочек столь походили на происходящее ныне, что вместо нервного напряжения на меня накатило ощущение уюта и домашнего покоя. Насколько это вообще возможно в такой ситуации.
