Но лишь только ёлка, позвякивая шарами и шурша мишурой, выплыла павушкой-лебёдушкой для праздничного восторга и ликования, Конеська, выгнув коромыслом спину, сжав сильное молодое тело могучей пружиной, взлетел вдруг стрелой, вспарил над мгновением, являясь его порождением и повелителем одновременно, и бросился на врага, опрокидывая его, не давая опомниться, не оставляя никаких шансов на ответный удар.
Через секунду новогоднее чудо лежало поверженным на полу, беспомощно раскинув зелёные мохнатые лапки и жалобно позвякивая блестящими осколками шаров и гирлянд. И хотя положенное ему наказание кот получил, но праздновал ликующей душой победу – отныне таких вот гостей в их доме не будет. И ведь не было же, больше ёлку Аскольд с Нюрой на Новый Год не ставили. А котейка вместо уменьшительно-игрушечного Конеськи принял на себя и гордо носил звучное, острое как стрела и ёмкое как удар имя Конь.
Прошло ещё несколько лет. Конь окончательно и незыблемо утвердился в доме как равноправный, безусловный член семьи. У него не было никаких обязанностей: он не ходил на работу, не ловил мышей, не охранял дом от воров и прочих чужаков, не принимал никакого деятельно-полезного участия в хозяйстве… Но и никаких особых прав не имел. Он просто жил тут, как хотел, как считал нужным, не спрашивая ни у кого разрешения на что-либо, но и не навязывая свою волю. Конь был сам по себе. Иногда казался совершенно чужим, отстранённым, способным и готовым в любую секунду уйти без сожаления, даже без предупреждения. Вообще, временами казалось, что он оказывает своим присутствием какую-то неоценимую услугу этому маленькому миру, наблюдает за ним со стороны, позволяет ему жить по своему усмотрению, иной раз даже поправляет его ненавязчиво, как бы походя. Но в то же время он всё ещё мог быть маленьким пушистым котейкой, нежным, ласковым, ранимым, беззащитным, абсолютно зависимым, обидеть которого также легко и настолько же гадко, как обидеть младенца. Вот как это совместить? А он совмещал.
Это был необычный кот со своими странностями. Любимым его занятием стало прогуливаться медленно и вальяжно, или сидеть неподвижно на узенькой, шириной не более двух сантиметров жёрдочке балконных перил. Аскольд с замиранием сердца следил за этими прогулками, боясь испугать Коня. Но и позволить ему эдакие вспрыски адреналина в своё сердце он тоже никак не мог. Из-за этого у них часто бывали разногласия, даже ссоры, на которые кот не обращал никакого внимания и вновь уходил на свою жёрдочку. Тогда у Богатова и родился рассказ «На жёрдочке»
