В 1986 г. в журнале «Огонек» № 51 были впервые опубликованы воспоминания о встречах и беседах с ПК. Жуковым. Маршал так объяснил главную причину недостаточной настойчивости военных: «Конечно, надо реально представить, что значило тогда идти наперекор Сталину в оценке общеполитической обстановки. У всех на памяти еще были недавно минувшие годы; и заявить вслух, что Сталин не прав, что он ошибается, попросту говоря, могло тогда означать то, что, еще не выйдя из здания, ты уже поедешь пить кофе к Берии».
Перед вторжением Сталину поступило много сообщений, сигналов, информации о прямой подготовке к нападению на СССР. Предупреждения шли по линии разведки, дипломатов, друзей Советского Союза. 20 марта 1941 г. Самнер Уэллес, заместитель Госсекретаря США, информировал советского посла о готовящемся нападении. Сведения об этом были получены американским торговым атташе в Берлине.
Уинстон Черчилль в личном послании от 19 апреля 1941 г., основываясь на данных разведывательных перехватов «Ультра», предупредил Сталина о том же. Американский посол Лоуренс Штейнгардт сообщил Молотову о донесениях американских дипломатических миссий, в которых с точностью до одного дня указывался день вторжения. Сталин знакомился с информацией, но стоял на своем. В этом вопросе он очень полагался на Молотова, который твердил одно: «Важно не поддаться на провокацию».
Нельзя не учитывать тот факт, что советская разведка вовремя доставила высшему военно-политическому руководству страны сведения о предстоящем вторжении, и даже копию плана «Барбаросса». Она же установила день и час нападения гитлеровских агрессоров на нашу страну, но эти данные не были правильно оценены, потому что Сталин посчитал их фальшивкой, подкинутой английской разведкой с целью втянуть нас в войну и тем облегчить положение Англии, воевавшей с Германией.
21 июня в Кремле в 19.00 началось заседание Политбюро, на котором выступил вернувшийся из Берлина военно-морской атташе Воронцов. Трагизм его сообщений окончательно дополнил начальник Генштаба Советской армии Г.К. Жуков, явившийся на совещание в 20.50 и сообщивший о переходе около полуночи на советскую сторону через границу в районе населенного пункта Владимира-Волынского солдата вермахта антифашиста Альфреда Лискофа. Этот перебежчик сообщил о готовящемся на утро 22 июня наступлении германской армии.
Результатом заседания стала директива № 1, один из пунктов которой содержал ограничения плана по прикрытию границы. Так, в пункте 2 было предусмотрено: «Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения».
