— Зимой из дома выйдешь — лес, — гудел бас Рудого. — Ты ведь на лыжах любишь? Поди все Подмосковье с дядей обходил?
— Угадал. Дядя Алексей любил зиму и меня пристрастил к лыжам. Мы, бывало, с утра на лыжи и — айда на весь выходной.
— Баловал он тебя.
— Как сказать… Дядя был человек суровый. Любил он всех нас, и мы его любили… Понимаешь, Серега, рядовой вроде был, а душа у него такая большая была…
— Говоришь, он рабочим был?
— Да. Он ведь и бронь имел, а не остался в тылу. Ушел на фронт и погиб, как жил, — солдатом. Он и мне помог найти свое место в жизни. Помню, приехал я в Москву огольцом, неполных пятнадцать было. Маляром поначалу меня пристроил и все наказывал: «Иди, Колька, учись!» Выучился я на токаря. И знаешь, Серега, так мне полюбилось токарное дело… Силу в себе почувствовал. Однажды тендерные подшипники после заливки баббитом не поместились в станке. Как расточить их? Посоветовался с ним. Он неделю со мной у станка возился. Кумекали, что и как сделать, а напоследок сказал: «Гляди, Николай, осторожнее, не зарывайся, станок и запороть недолго».
Еще неделю я прилаживался, мастерил, а потом расточил первый и стал щелкать подшипники, как орехи, в один прием. Дядя научил и подшипник бегунка растачивать…
— Да, правильный был человек твой дядя. Его под Курском?
— Под Белгородом…
Они помолчали.
— Значит, решил в Комаровку? — спросил Сергей.
— Хочется домой, да и Комаровка теперь не та: МТС рядом, работа найдется. Каждый отпуск, почитай, там был. Приеду, бывало, дружки тут как тут. Я тебе рассказывал о Мишке? Сосед мой, танкистом стал. На Берлин идет.
— Слышал.
— Его орденом Отечественной войны наградили, вот будет разговоров, когда встретимся…
— Настырный, видать, парень, — сказал Серёга.
— Есть немного. Мы его поэтом прозвали. В школе стенгазету выпускали. Он стихи сочинял, а я рисовал. А скакал как лихо! Бывало, поведем лошадей купать, поскачем, кто скорей. А Мишку обойти никому не удавалось. И на коньках вместе бегали по замерзшей реке. Коньки сами делали — деревянные, окованные проволокой. Однажды оковка соскочила и Мишка носом лед прочесал. Лицо кровью залило, но не пикнул… Сам посуди, как мне в Комаровку не вернуться? Все Шныриковы возвращались после войн: и отец и дед…
— А дед твой в гражданскую воевал?
— Нет. Дед воевал в Крымскую войну, еще в том веке. Я его дома на карточке видел. Коренастый такой, чернявый. С деревянной ногой. А на груди медалей, как у полковника Туликова. Отец сказывал: ногу дед потерял в Севастополе, в ночной вылазке. За это он Георгия получил.
