— Контакт специфичен?
— В высшей степени. Они нам сказали, что для того, чтобы началось деление, должен найтись «тот самый мужчина» — у них есть для этого специальное слово — присутствие которого провоцирует деление у данной женской, назовем это так, особи. Они это чувствуют по запаху, на расстоянии в сотни метров, кстати.
— Еще вопрос. Влияет ли мужчина на само деление — процесс, результат?
— Это мы знаем хуже, но похоже, что нет. Важен только момент старта.
— Но если они анатомически одинаковы, то как?..
— Рохан, — Лауда поморщился, — вы шовинист. Птицы — земные птицы — все одинаковы. Как вы выразились, анатомически. То есть снаружи…
Будь Лауда на двадцать лет моложе, он бы подмигнул капитану, но сейчас он скорее был раздражен его мальчишеством.
— Анатомически, — продолжил Лауда, — они абсолютно аналогичны земным женщинам. Стартовый белок содержится в слюне и вводится при контакте именно туда, куда вы подумали. Впрочем, может и внутривенно. Перорально — нет, он не всасывается в желудочно-кишечном тракте. Так что целоваться они могут без последствий. («Как и люди», — подумали оба).
— А биохимически они его определять умеют? Тогда у них должен быть атлас всех пар планеты.
— У них есть этот атлас. И когда женщина хочет, как они говорят, «начать жизнь», она может обратиться к этому атласу. Но может искать и так у них в этом плане свобода.
— А мужчина?
— В принципе, может и обратиться, и отправиться с ней знакомиться. Но это считается не очень этичным. Хотя бывает. Ведь делиться немного больно, хотя они говорит, что не сильно, и — вот тут мы пока не выяснили — немного страдает индивидуальность. Они говорят, что при делении результаты не вполне идентичны, причем страдает именно память, не интеллект, причем всегда немного по-разному. Кстати, капитан, я передал им, — Лауда выпрямился в кресле, — биообразцы всех членов экипажа.
За десять лет совместных полетов — со знаменитого Регис III — Лауда ни разу не видел Рохана остолбеневшим. Но на десятый год увидел.
* * *
Она оказалась симпатичной, и умной, и с хорошим чувством юмора, и мы ходили с ней по их паркам, и ели их мороженое, почти такое же, как земное, и съездили в горы, где я показал ей кое-что из скалолазания, а она делала большие — еще большие — глаза и не кричала «осторожнее!», чтобы не отвлечь, а потом я водил ее по кораблю и члены моего экипажа, встречаясь нам в коридоре, ухмылялись. Они любят своего капитана, но не будь здесь ее, шутили бы так, что покраснела бы обшивка корабля.
