Но вскоре мне пришло в голову, что Клэр не настолько несведуща, чтобы не понимать, на какие непристойности она обрекает свою подругу, предлагая ее мне в такой позе. Я вынул член и поднес его к склоненному лицу пленницы.
Сначала та невольно отпрянула, но потом, смирившись, услужливо и покорно округлила губы. Несомненно, ее использовали для этого и раньше. Я положил руку ей на затылок, чтобы легкими толчками направлять движения ее головы вверх-вниз.
Когда я почувствовал, что скоро эта шлюшонка получит плод своих стараний, я крикнул Клэр:
— А теперь хлестни ее получше!
Клэр, которая опиралась одним коленом о пуф, откинувшись назад, вновь принялась жестоко хлестать девушку, обрушивая плеть на наиболее уязвимые места — внутреннюю поверхность бедер и промежность, что вызывало у несчастной восхитительные конвульсивные подергивания.
Чтобы они мне не мешали, я крепко обхватил ладонями белокурую головку, так что теперь она могла двигаться лишь взад-вперед — именно это мне и требовалось, чтобы довершить наслаждение.
Вечером следующего дня, явившись к Клэр на улицу Жакоб, я увидел ее в излюбленном домашнем наряде: облегающих черных брюках и тонком черном свитере.
Ее прием показался мне довольно холодным — хотя, впрочем, не более чем обычно. Только находясь вдали от нее, я представлял ее себе менее неприступной. Мы сели в кресла. Я не стал спрашивать, где маленькая Энн.
Мы обменялись какими-то незначительными фразами.
— Становится все теплее, — заметил я. — Можно подумать, что сейчас самая середина августа.
Клэр взглянула на меня со своим загадочным, слегка надменным видом, так хорошо мне знакомым. Затем ей в голову внезапно пришла какая-то идея, и она, улыбнувшись мне дружелюбной, хотя и ироничной улыбкой, ответила:
— Мне жаль, мой дорогой друг, что нам приходится оставаться одетыми. Но у нас такие роли… вы же понимаете… это необходимо.
Это «у нас» звучало хорошим предзнаменованием.
— Верно, — ответил я, — действительно необходимо… Особенно для вас, не так ли?
— Да, возможно, особенно для меня, — легко согласилась Клэр.
В этих словах проскользнуло легкое сожаление. Одновременно ее взгляд затуманился и стал уже не таким жестким. Мне снова показалось, что я чувствую, как в ней пробуждаются другие искушения.
Такой она была красивее, гораздо красивее… Я рискнул сделать ей намек:
— А в этом костюме вам никогда не было жарко?
В лице Клэр ничего не изменилось; но мало-помалу его черты стали жестче. Затем в уголках глаз появились морщинки, а губы сложились в удивленно-презрительную гримаску:
