Глава 12
Неизбежная последняя жертва
Время в компании любимых нами созданий не проходит, а летит. Самое грустное в общении с собаками состоит в том, что продолжительность их жизни несопоставима с нашей. Будь у меня выбор, я ни за что бы не согласилась променять эпоху Эйс в своей жизни на что-нибудь другое. Увы, срок, которого я так страшилось, рано или поздно должен был настать. Единственное, о чем я могла молить Бога, – это иметь достаточно сил для того, чтобы поступить так, как нужно.
Настало 3 июня 2004 года. К тому моменту Эйс было уже 15 лет. Счастливые минуты пребывания вместе становились для нас все большей редкостью, поскольку на протяжении последних недель у нее усилилось недержание, и это самым ужасным образом угнетало ее. Мы разрешили ей спать в нашей спальне, потому что она начинала сильно тревожиться, оставаясь одна. Как-то ночью она испачкала ковер, лежавший на полу спальни. Почти слепая, она оказалась не в состоянии сообщить нам, что ей нужно на улицу, или же, скорее, ей просто не хватило времени сделать это. Часа в три утра мы проснулись. Запах, конечно, стоял неприятный, да и вид вконец испорченного бежевого ковра был невыносим. В этом ощущалось что-то странное, потому что я, как любящая мать, которая, не морщась, меняет своему малышу подгузник, всегда прибирала за своей ненаглядной Паппи без всякого чувства дискомфорта.
Нет, уборка не вызывала у меня ни малейших тягостных ощущений. Грустнее всего было опустошенное выражение на мордашке Эйс. Она скорчилась, вся такая жалкая, и когда я позвала ее спуститься вместе со мной на первый этаж, она, видимо, не доверяя своему сильно ослабевшему зрению, не сделала и шагу вперед, боясь, что ей придется пройти по собственной коричневой кашице. Пока я не приблизилась и не дала понять, что проведу ее по чистым участкам ковра, собака не сдвинулась с места. Ее нос сморщился от смущения и понимания вины, и я осознала: то, что я делаю, ранит ее чувство собственного достоинства. Я повторяла себе, что сделаю все, чтобы не осуждать ее на смерть, но на самом деле я цеплялась за нее, потому что не могла представить себе жизни без Эйс, а не потому, что заботилась о ее благе.
Я смотрела на нее в тот день и видела свою когда-то бравую «тень», ныне пребывающую вне себя от тревоги каждый раз, когда она не знала, где именно я нахожусь. Всю свою жизнь Эйс была рядом, защищала меня, а сейчас вдруг перестала слышать и почти перестала видеть меня, и это заставляло ее бесконечно страдать.
