Развитие просвещения страны теперь уже начинает идти под соединенным воздействием двух факторов: китайской национальной цивилизации и буддизма. Первые проповедники буддизма, явившиеся в середине VI века из той же Кореи, быстро обретают себе могущественных покровителей в среде той же верхушки родового общества. С другой стороны, все интенсивнее развиваются сношения с самим Китаем: в эту эпоху мы уже знаем первый случай официального посольства принца-регента Сётоку-тайси к китайскому императору (в 607 г.). В результате мы наблюдаем сильнейшее развитие китаизма во всех областях. И этому распространению китаизма способствовал тот же буддизм, так как он проник в Японию в китаизированной форме: все Священное писание было на китайском языке, и проповедниками были либо китайцы, либо китаизированные корейцы. Китаизм действовал и на одном полюсе — в области материальной культуры (в лице развитой хозяйственной техники), и на другом — в области мировоззрения (в сферах религиозных представлений и, в особенности, политико-правовых воззрений). Подготовлялась и экономически, и социологически, и политически эпоха Нара, с ее преддверием — реформой «Тайка» (645 г.)
Литературное творчество в течение всего этого времени следует считать резко разделившимся на два русла. С одной стороны, начало нарождаться новое творчество: знакомство с китайскими образцами вызвало к жизни первые попытки подражаний нм. Так создается первая в Японии китайская поэма; принц Сётоку пишет на китайском языке свои «законы» — своего рода декларацию этических принципов для просвещения своих подданных.
Разумеется, эта вторая струя — писание на китайском языке — была еще очень слабой и не имела серьезного литературного значения, по тем нс менее заслуживает быть отмеченной как начало той китайской линии японской литературы, которая впоследствии получила такое огромное значение.
Эти два русла литературного творчества, конечно, шли совершенно особыми путями. Однако справедливость требует отметить и появившиеся тут же первые признаки их взаимной диффузии. В национальной поэзии японцев начинают звучать кое-какие буддийские и как будто китайские мотивы. Конечно, эти отзвуки пока еще очень и очень слабы, обнаруживать их приходится с достаточным трудом; но, так или иначе, к этому периоду необходимо отнести начало того процесса взаимодействия японской и китайской литературы, который привел к таким замечательным результатам впоследствии.
