– Неужели? – усмехнулся Банкрофт. – Но все же вы так и не вспорхнули на безопасную веточку, моя маленькая птичка?
Упорно не желая поворачивать голову в его сторону, Патриция поняла, что он садится рядом на траву.
– А вам бы, наверное, хотелось снова строгим голосом приказать мне спуститься, а потом снять меня с дерева? – поинтересовалась девушка. – Нет, благодарю вас, сударь. Единожды пережитое удовольствие на другой раз утрачивает свою остроту.
– Ну, знаете, вы меня озадачили, – чуть не смутился Банкрофт. – А что вы тут делаете в такую рань?
– Ищу уединения на берегу этого пруда, – с явственной долей ехидства отозвалась она. – Но, как видно, напрасно. А вы, сударь? Неужели миссис Делейни устала от ваших поклонений? Или на сей раз перед вами была леди Майрон? А Флосси? Она что, еще не явилась исполнять свои утренние обязанности?
– Чувствуется, что ваш язычок за эти два дня не расставался с точильным камнем, – заметил он. – Но разве вы не согласитесь, что, несмотря на мои ночные похождения, я вел себя с безупречной галантностью в присутствии моей нареченной и ее матушки? Ну же, смелее, вам все равно придется это признать.
– Там, где меня воспитывали, – сказала девушка, – нас учили, что ложь – это грех. Даже не представляю, найдется ли в аду достаточно жаркий угол для вас, когда вы покинете сей бренный мир, сударь.
– Предпочитаю в данный момент не задумываться о будущем, благодарю вас, – отвечал Банкрофт. – Но позвольте, мисс Мэнган. Разве этот мир не был бы ужасен и разве обходительность и галантность не погибли бы бесславно, если бы все мы неустанно говорили лишь то, что есть на самом деле?
Патриция улыбнулась, но собеседник так и не увидел выражения ее лица, поскольку девушка продолжала сидеть, отвернувшись.
– Что ж, по крайней мере мне, кажется, удалось заставить вас замолчать, – сказал Банкрофт. – Только представьте себе это, моя маленькая птичка: «Мадам, вы начисто лишены тех форм, которые, как правило, присущи женскому полу. Шелка и муслин выглядят тускло, когда они висят на вашей фигуре. При взгляде на вас человека пронизывает боль, которая лишь усиливается, когда вы открываете рот и начинаете говорить. Мадам, не угодно ли вам потанцевать со мной?» Или же: «Мадам, не соблаговолите ли сбросить ваши одежды и прыгнуть ко мне в постель? Мне кажется, вы созданы природой специально, чтобы удовлетворить мою похоть». Ну как? Мог бы я, по-вашему, получить место на небесах и золотую арфу в руки, если бы вот так откровенно разговаривал с дамами?
