Второй плюс — возможность послеурочных занятий. На заднем дворе стоят передвижные классы на колесах с запирающимися дверями, а если включить кондиционеры, то будет совершенно невозможно услышать, что творится внутри. На июльском заседании кафедры никто из учителей не хотел брать «мобильный блок» — это означало необходимость каждое утро идти в здание школы, чтобы воспользоваться ванной, а во время дождя бежать с зонтом, чтобы отпереть дверь. Но я, как прилежная отличница, вытянула руку, вызвавшись в добровольцы. «Я рада помочь коллективу», — заявила я, ослепительно улыбаясь. Лицо заместителя директора Розена покрыл красный румянец: я бесстыдно опустила взгляд прямо на его промежность. Подняв голову, я сжала губы и, встретив его лицо, улыбнулась понимающей улыбкой. «Конечно, мои слова заставили тебя подумать про групповой секс», — успокоительно передавала я ему взглядом, — «Это не твоя вина».
«Очень мило с вашей стороны, Селеста», — кивая и пытаясь сделать запись, он уронил ручку и, пытаясь поднять ее, нервно прокашлялся.
«Как я и говорила…» — раздался сзади голос Джанет Фейнлог. Джанет, учитель мировой истории, преждевременно лысела. И просиживание всего времени дома над своими фолиантами только добавляло контраста между редеющими волосами и просвечивающей белой кожей черепа. Как и большинство физических недостатков, оно не шло в единственном числе. Компрессионные колготки против отеков добавляли ее лодыжкам и икрам характер рифленого картона. — «Аудитории должны распределяться по стажу».
«Согласна», — поддакнула я. — «Я тут новенькая. Это будет вполне справедливо». И я одарила Джанет дежурной улыбкой, на которую она не ответила. Вместо этого она вытащила из сумочки желтый платок и прокашлялась в него, словно я была противным куском слизи, который можно изгнать прочь, если просто высморкаться.
То, что у меня будет мобильный класс, означает, что он перейдет под мой полный контроль. Повесить бы на окна непрозрачные шторы, принести мои любимые духи и разбрызгать их на рабочий стул. Я буду преподавать английский и литературу в восьмых классах, и хотя я еще не знаю, какие парни будут моими любимчиками, я уже гадаю по именам с помощью мини-приемов вуду, по чернильным пятнам на стульях между ногами, даже по влажности моих пальцев. Я пишу их имена на доске в первом ряду, надеясь, что эта магия заставит их сесть именно на те места, куда подскажут им гормоны, хотя глаза их и не увидят ничего подозрительного. Я ласкаю себя, сидя за столом, до тех пор, пока не становится больно, а стул пропитывается влагой. Надеюсь, что феромоны сохранятся в воздухе и расскажут избранным ученикам то, о чем я не могу сказать словами. Сижу на краю стола, скольжу вперед, опускаюсь. Мои половые губы в опасной близости от острого угла. Чувствую, как моя нагота соприкасается с твердым слоем лака. Эти углы… Это небезопасно: если я встану, в любой момент они могут поцарапать мое бедро.
