«Эй, эй, Селеста!»
Я подпрыгнула на своем сиденье; свиноподобный кулак Джанет неожиданно снова забарабанил по моему окну. Услышала ли она то, что я только что сказала? Я быстро завела машину и опустила окно. Она просовывала свою голову внутрь до тех пор, пока ее гоблинская шея не оказалась над гильотиной оконного стекла. Несколько раз втянув ртом воздух, она начала рыскать глазами по салону, оценивая интерьер. «Эта штуковина в отличном состоянии», — пропела она. Я заметила, что под прямыми солнечными лучами Джанет немедленно начала терять контроль над основными функциональными системами своего организма. Ее рот теперь непроизвольно приоткрылся и отвисал вниз. Казалось, что ее только что подстрелили в спину.
«Ну я не знаю, мой фургон не заводится. Я должна была это предвидеть. Говорят, беда не приходит одна».
Вместо того, чтобы спросить о прочих несчастьях, посланных ей Вселенной (внешний вид и характер?), я решила сократить общение. «Что тебе нужно, Джанет?»
«Трипл-Эй[4] потратят час только на то, чтобы вытащить свои головы из задниц. Подвезешь меня? Я позвоню из дома, чтобы его отбуксировали. Из своей гостиной, в которой есть кондиционер. Не могу даже думать об этом, пока не доберусь до кондиционера». Наши лица почти соприкасались, однако ей удавалось смотреть мимо меня, избегая зрительного контакта. У нее катаракта? Я восхитилась ею, как существом в целом: несмотря на то, что каждая ее часть имела свои индивидуальные дефекты, она все еще была здесь и функционировала.
«Конечно, садись». — Я протянула руку и осторожно раскрыла свою спортивную сумку, пытаясь вытащить полотенце и не выронить фаллоимитатор. Позволь, я подложу это, чтобы сиденье не обжигало.
Я почувствовала как машина зловеще просела, когда она передала ей свой вес. Ее стремящиеся к брюху буфера нависали прямо над рычагом переключения передач. Когда мы поехали, каждый раз, когда мне нужно было переключить на третью, моя рука задевала край ее живота. «Извини», — пробормотала я. Джанет пожала плечами.
«Я даже не чувствую эту часть тела», — сказала она.
* * *
Хотя тяга Форда к соответствию гендерных ролей и означала, что он терпеть не может курящих женщин («Нет ничего более мужеподобного чем пыхтеть дымом. Это занятие для мужчин и выхлопных труб»), после секса он был согласен с чем угодно. А если он прикасался ко мне в течение длительного времени, мне приходилась опустошить добрую половину пачки, чтобы успокоиться.
