Все, о чем я могла думать — это о мальчиках, которых я скоро буду учить. Виноват ли в этом желании тот самый первый раз в четырнадцать лет в подвале у Эвана Келлера, который навсегда впечатал сексуальную карту в мое сознание, — не знаю. Я была немного выше Эвана, и каждый раз, когда я наклонялась, чтобы поцеловать его в губы, это давало мне ощущение того, что я полубог, а он смертный. Так как он был меньше, он был сверху, выступая в роли жокея «Тройной короны»[1], до тех пор, пока его тело не покрывалось обильным потом. Когда все кончилось, я пошла в ванную и позвала его. С выражением меланхоличного любопытства он наблюдал, как остатки моей девственной плевы закручиваются в водовороте унитаза, словно погибающее животное из некогда обильного, но вымирающего теперь вида. У меня было чувство, будто я подарила место в мире новому человеку; я ощутила себя словно заново рожденной и проживающей первый день своей жизни.
Через несколько месяцев Эван вступил в тот период, когда мальчики делают стремительный скачок в росте. Наши сексуальные отношения прекратились и мы расстались. С этого момента я стала встречаться со старшеклассниками, пока к моменту окончания школы не поняла окончательно, что мое истинное влечение застряло несколькими годами позади. В университете я бросалась к трудам классиков, в надежде унять мою сексуальную фрустрацию описаниями давно минувших кровопролитных битв. Но в первый год жизни с Фордом я занялась своим образованием, и теперь, наконец, я могу получить работу, которая может навсегда вернуть меня в восьмой класс средней школы.
Нет, последнее, чего мне хочется — это ввязать Форда в мою церемонию подготовки к предстоящим годам школьной жизни. Она стоит того, что я заплатила за нее. Этим вечером я приложила все усилия, чтобы привести себя в идеальный порядок, — как внутри, так и снаружи, словно апартаменты, выставленные на продажу и готовые к осмотру. Мои ноги, подмышки и бикини тщательно выбриты и увлажнены кремом, а лосьон издает легкий аромат клубники. Я хочу, чтобы мое тело казалось съедобным фруктом. Нельзя пахнуть как что-то на третьем десятке лет. Моя цель — крем для бриться, как свежеприготовленное прозрачное желе; румяна для моей груди, как речной песок; скраб для лица, как персиковый крем. В надежде сохранить аромат, я покрыла груди маской из крема и оставила на десять минут, пока она не затвердела, как кондитерская глазурь и не скрыла под собой мое возбуждение. После я выбрила каждый дюйм моего тела и поразилась плавучести пенной массы и соломы волос, не желавшей тонуть в раковине. Это навеяло мне воспоминания о пунше из мороженного, которое делают на танцах в средней школе.
