– Говорю вам еще раз: с митрополитом Николаем я никогда знаком не был. И даже не знал, что он когда-нибудь служил в Ленинграде.
– Как не служил?! Сколько лет был митрополитом Ленинградским и Новгородским.
– Представьте, не знал этого. О нынешнем Патриархе – что он в свое время был митрополитом Ленинградским – это мне, действительно, известно…
– Ну как же! Але́ксий. Я чуть не подскакиваю.
– Что??! Как вы сказали?!
– Я говорю: Але́ксий. Патриарх…
– А почему, скажите, пожалуйста, вы говорите «Але́ксий», а не «Алекси́й»?
– Как почему? Так все говорят.
– Нет! Так все не говорят!
Я распахиваю дверь в коридор.
– А ну! Прошу вас…
– Что это вы? – пугается она. Но при этом торопливо защелкивает свой чемоданчик и поднимается.
Я уже весь, до надбровных дуг, до кончиков ушей, налит гневом.
– А ну – быстро! Не задерживайтесь.
Что-то бормоча и кудахча, она спешит в прихожую.
Дверь на лестницу захлопнулась.
– В чем дело? – спрашивает жена. – Кто это? Что случилось? Почему ты ее выгнал?
Делаю тот же пояснительный и предостерегающий знак.
– Ты обратила внимание, как она произносит имя Патриарха?
– Да. Обратила. Але́ксий.
– А ведь явилась ко мне как представительница каких-то московских церковных кругов.
Вот что может сделать одно неправильное ударение в одном-единственном слове!
Да, люди безрелигиозные, неверующие, не бывающие в церкви, никогда не слыхавшие, а только видевшие имя Патриарха напечатанным в каком-нибудь газетном сообщении («Среди присутствующих находился Патриарх Московский и всея Руси Алексий»), эти люди, даже интеллигентные, чаще всего говорят «Але́ксий». Помню, как, уже в семидесятые годы, целый месяц отравляли мне жизнь дикторы радиостанции «Свобода», читавшие письмо двух молодых московских священников к Патриарху Алекси́ю. Все эти радиочтецы – и мужчины и женщины – произносили «Але́ксий», с ударением на втором слоге, не ведая о том, как больно слышать их православным верующим, как оскорбляет наш слух это дурацкое ударение. Тот, кто бывает в церкви, слушает и мысленно повторяет великую ектению, не может не знать правильного звучания имени покойного Патриарха.
Люди, подославшие ко мне соглядатая, неплохо продумали внешний облик этой особы: похожие на нее тетеньки нередко стояли в те годы за свечными ящиками московских церквей, работали в церковных «двадцатках». Эта женщина, конечно, бывала в храмах, знала церковную иерархию, послужные списки некоторых нужных ей для «работы» священнослужителей. Но, бывая на богослужении, она никогда не вслушивалась в слова песнопений, в возгласы священника или дьякона. Ей не до этого было. Стоя где-нибудь сбоку от свечного ящика, у входных дверей, она внимательно следила за теми, кто появляется в храме, кто, входя, крестится и кланяется – особенно за молодыми и интеллигентными…
