Литературная Газета, 6527 (№ 39/2015) | страница 59



Мы были потрясены, когда стали исследовать в отделе экспертизы картину «У окна» где, казалось бы, цвет проявляется только в кусте сирени. Под микроскопом и сильном освещении вдруг открылись сложнейшие красочные замесы, которые позволили передать тонкую игру в градациях тонов – коричневых, белых, зеленых. Коровин имел свои представления о цветовом диапазоне: он брал буйством красок. И это для художника было важно, потому что подобное красочное многообразие отражало суть его мировоззрения и философии жизни. А у Серова все совсем по-другому. Но, тем не менее, они оба величайшие колористы, только у Серова иная ипостась одного и того же таланта – способности остро чувствовать и понимать цвет. И потому, когда мы говорим о произведениях, которые написаны «черно», понимаем, откуда идет Серов, откуда он вырастает. Это прежде всего Веласкес и старые европейские мастера, которых Валентин Александрович очень хорошо знал и любил и с искусством которых познакомился еще в раннем детстве. Известно, что он сначала путешествовал с родителями, потом постоянно передвигался по Европе с матерью, наконец, самостоятельные поездки. И вот такое образование, полученное на прекрасных образцах мирового искусства, конечно же, сыграло значительную роль, но самым главным был его талант, который самой природой заложен изначально.

- Известно, как много внимания уже в академическое время Серов уделял модели, и как писал С.П. Яремич, «своей страсти к изучению человеческого тела художник не изменил до конца жизни». Предвосхищая зрительский интерес, задам вопрос: Серова увлекал исключительно творческий процесс и некая установленная для самого себя (учитывая высокую требовательность мастера) программа постижения человеческой натуры? Или его обнаженные – свидетельства каких-то жизненных коллизий?

О.Д. Серова невозможно назвать богемной личностью. Его отличала целомудренность во всем и в том числе во время работы с моделью. Понимая, какую неловкость может испытать позируемая, он даже запрещал кому бы то ни было заходить во время сеансов в учебную мастерскую в Московском училище живописи и ваяния, где он преподавал. Нина Яковлевна Симонович, двоюродная сестра Валентина Александровича, вспоминает, как тихо они с мужем (Иван Семенович Ефимов – Ред. ) должны были вести себя, работая над занавесом к «Шехерезаде» по соседству с тем помещением, где позировала обнаженной Ида Рубинштейн, чтобы никоим образом себя не обозначить, не смутить своим присутствием модель. Работа с обнаженной натурой – это исключительно творческий процесс. И потом он так трогательно относился к Ольге Федоровне…. Можно сказать приблизительно тоже относительно Генриетты Леопольдовны Гиршман, которую он любил как модель и как человека, многократно писал ее портреты, причем всегда по-разному, но никогда обнаженной. Более того, не желая беспокоить благородную даму, он отрабатывал положение фигуры и поворот головы на натурщице. Последний портрет – овальный, в технике пастели, начат в 1911 году, когда Серов, желая поддержать Генриетту Леопольдовну в трудную минуту после смерти дочери, предложил ей позировать, и во время сеанса возвышенно сказал: «Чем я не Рафаэль, а Вы не Мадонна!»